Сталь разящая

С прочими же невидимыми тружениками — теми, что ведают неодушевленными предметами — персоналии в большинстве своем не церемонятся.

— Да я — ничего, я — так… — пробормотал призрачный пролетарий, истаивая окончательно. — Пока, думаю, нет никого…

— Не в этом дело, — хмуро заметил дядя Семен. — Просто незачем тебе к видимости привыкать. Ну вот сыграл ты с нами в карты разок, другой… А потом, не дай бог, забудешься да и проявишься по старой памяти — прямо в павильоне! Да еще в таком виде! Это ж разрыв сердца патентованный…

В отличие от более молодых собратьев по ремеслу, толстый дядя Семен с обслугой беседовал запросто. Учитывая древность своего происхождения (в Коринфе, чай, начинал — не шутка!), ко всей этой юной поросли, зримой и незримой, он относился совершенно одинаково.

— А что, и такое было? — поинтересовался юноша.

— Ты это насчет чего?

— Н-ну… забылся — и проявился…

— Еще как! — всхохотнул ветеран зазеркалья. — На моей только памяти — раза четыре, если не больше! Все эти байки о привидениях, думаешь, откуда пошли? Обслуга шкодила.

— И что им за это?

— Вышибут из зазеркалья — и все дела! Иди вон облака по озеру взад-вперед тягай… Ладно, сдавай.

Юноша раздал карты.

— Ну, нас тоже за такие штучки гоняют… — заметил он с важным видом. — Только на святки и оттянешься… — Что-то, видать, вспомнил и ухмыльнулся от уха до уха. — Прибегают под Рождество с соседнего стеклышка. «Слышь, — говорят, — там у нас хозяйка на старости лет совсем ума лишилась, суженого хочет в зеркале увидеть. Иди, покажись». Ну, я — чего? Пошел, показался. Смеху было! Представляешь: семьдесят лет карге — и вдруг моя морда…

— На святки — можно… — глубокомысленно подтвердил дядя Семен, изучая карты. — Ну-с, а вот мы вам сейчас…

— С туза… — отчаянно прошелестело сзади. — С туза зайди…

— А ты, чем советы давать, — веско молвил дядя Семен, заходя с девятки треф, — лучше столом займись, если делать нечего. От ножек скоро вон одно воспоминание останется…

Действительно, кончики ножек уже начинали понемногу таять и распадаться. Да и углы столешницы тоже. Изъятая из зеркала неодушевленка долго не живет.

Ветеран зазеркалья наконец-то выиграл — и повеселел.

— Отыгрываться будешь? — спросил он.

— Хватит, надоело… — Юноша отложил колоду. — Дядя Семен! А как там оно было… в Элладе?

— Н-ну… — Ветеран в затруднении огляделся. — Как тебе сказать, Егор? Зазеркалье — оно и в Древней Греции зазеркалье. Поменьше, правда, помутнее, да и отлив другой… Такое, знаешь, смугловатенькое… Ну, понятно! Зеркала-то из чего делали? Медь, бронза…

— Да нет, я не о том! Кого ты там отражал-то?

— Хм… — Ветеран с самодовольным видом огладил черные мешки под глазами. Словно усы расправил. — Отражал, Егорка, отражал… Кого только не отражал! Люди были — нынешним не чета. Аминокл, сын Кретина — слыхал про такого? — Сдвинул брови, покосился на радостно осклабившегося Егора. — Да ты не скалься, не скалься! Смешно ему! Этот Аминокл, между прочим, когда флот Ксеркса разбился, такое состояние нажил, что другим и не снилось…

— И ты его отражал?

— Ну, не совсем его… — уклончиво отвечал дядя Семен.

— А кого?

— Раба его…

— А-а… — Егор был явно разочарован.

Ветеран обиделся.

— Ты это чистоплюйство свое брось! — прикрикнул он. — И вообще запомни: не бывает плохих людей — бывают только плохие отражения. Уразумел?

Помолчали. Конечно, жизненный опыт их был несопоставим. У Егора — первое зеркальное воплощение, а у дяди Семена — трудно даже сказать, какое. Похоже, он и сам уже сбился со счета. Честно сказать, с памятью у отражений еще хуже, чем у нас. И хотя дядя Семен заговаривал об античности часто и с удовольствием, мало что в нем осталось от древнего грека. Да и немудрено: вон сколько веков прошло!

— Ты вот, чем тут со мной в картишки резаться, лучше бы на биржу заглянул… — посоветовал вдруг ветеран. — Посмотри, потолкайся, распорядителей поспрошай: как, что? Очередь займи…

— Успею еще, — беспечно отвечал Егор. — Какие наши годы!

— Ну это как сказать, — зловеще ухмыльнулся дядя Семен. — Человек, он, знаешь, сегодня — есть, завтра — нет. Вот пришибут твоего Егорку дружки — что делать будешь?

Юное отражение тревожно задумалось на секунду.

— Ага! Пришибут! — презрительно проговорило оно. — Как бы он их сам не пришиб!.. Ничего! Здоровый. Отмашется.

— А наркоты переберет?

На этот раз юноша задумался надолго.

— Или Васенька наш, не дай бог, зеркало расколошматит по пьянке, — продолжал травить душу ветеран. — В осколочники ты не пойдешь — ты уже к большому формату привык… Так?

Егорка мрачнел на глазах.

— Если расколошматит — это всем нам кранты, — угрюмо сказал он. — И тебе тоже.

— За меня не волнуйся, — насмешливо, с превосходством заверил дядя Семен. — Не пропаду… На бирже меня тыщу лет знают, и потом — я ж характерный! Бомжа отразить? Отражу… Панка? Запросто… Да хоть референта туркменбаши!

— А путану?

Ветеран покряхтел.

— Нет… — признался он со вздохом. — Путану, пожалуй, не смогу. Женщины для меня, Егорушка, до сих пор загадка…

Егор покусал губу.

— А вообще часто приходилось без работы болтаться?