Стадион

— Вы понимаете, — горячо заговорил он, — есть одна девушка… — он сам удивился, впервые поняв, что в нем происходит, и решительно добавил: — Да, я ее люблю. А этот «друг», — Русанов презрительно кивнул на пустое место рядом, — врет, будто целовался с ней, по ресторанам водил. Ничего плохого нет, если и водил, но раз такая девушка пошла с тобой, то уважай ее… А он хвастается, грязью обливает. Подметки ее он не стоит! Вот и получил по морде, — уже словно раскаиваясь, закончил Русанов. — Может, и не следовало рук пачкать, но я не сдержался…

— И правильно сделали, — сквозь зубы сказал шофер. — За такое надо морду бить.

Никогда в жизни ему и в голову не приходило, что о Нине кто–нибудь может говорить в таком тоне, как тот побитый, оставленный на заснеженной, еще темной улице пассажир. Шоферу казалось, что на него обрушилась страшная беда, и как с такой бедой жить дальше, он не знал.

— А главное, ведь все врет, подлец, — снова заговорил Русанов. — И как ему…

— А если не врет? — слойно отрывая слова от языка, спросил Сокол.

— Как так не врет? — Русанов не мог даже допустить подобной мысли. — Нет, врет, — убеждая в первую очередь самого себя, решительно сказал он.

Сокол промолчал. Он боялся признаться во всем этому симпатичному и, видно, очень чистому юноше. Старого шофера тронуло то, что он так рьяно встал на защиту Нины, и то, как он говорил потом о своей любви. Хотелось сказать ему что–то теплое, душевное. А над всеми этими мыслями, над чувством симпатии к Русанову и презрения к тому, другому, как темная туча, нависло ощущение тяжелого, непоправимого горя.

Ему захотелось как можно скорее очутиться дома, увидеть Нину, поговорить с ней. Что он ей будет говорить, Сокол еще не знал, но в эту минуту оставаться одному было невыносимо. Он гнал машину все быстрее и быстрее и чуть не проехал мимо дома на бульваре Шевченко, номер которого назвал ему пассажир.

А когда Русанов, выходя из машины, протянул ему деньги, старый шофер неожиданно сильно и сердечно стиснул его большую руку. И Русанова ничуть не удивило это выражение приязни.

— С Новым годом! — голос Сокола задрожал. — Желаю вам много счастья.

— С Новым годом! — чувствуя теплоту и искренность этого пожелания, улыбнулся Русанов.

Дверца захлопнулась, и машина двинулась вдоль бульвара вниз. Русанов поглядел ей вслед, потом быстро взбежал наверх. Если б не этот отвратительный разговор с Косенко, он был бы совершенно счастлив. Ростислав врет, это ясно, но все же его слова неприятно царапают сердце. Нет, лучше думать о Нине, о том, что скоро они опять встретятся… От этой мысли у Русанова сделалось тепло на душе, и неприятный разговор стал забываться.

На цыпочках, чтобы не разбудить мать, он вошел в теплую полутемную комнату.

А Петр Павлович Сокол тем временем гнал машину в гараж. Какие–то веселые ранние пассажиры махали ему руками — он промчался мимо, не обратив на них внимания. Скорее сдать машину — и домой. Ему казалось, будто Нине угрожает неведомая опасность, и надо было торопиться изо всех сил, чтобы отвратить ее.

Дежурный по гаражу даже подумал, не выпил ли, грешным делом, старый Сокол — очень уж странный вид был у него. Но машина, счетчик, деньги — все оказалось в образцовом порядке.

«Наверное, просто устал старик», — сочувственно подумал дежурный.

Из гаража выходили машины первой смены. Шофер–приятель подвез Сокола. В ранний час, когда только начал нарождаться первый день нового года, Петр Павлович вернулся домой.

В обеих комнатах еще царили тишина и сонный покой. Спала Степанида Павловна; с узенькой кровати доносилось ровное дыхание Нины. Сейчас даже этот покой показался Соколу угрожающим. Он взял стул, поставил его у кровати Нины, сел и затаив дыхание всмотрелся в розовое лицо дочери. Вот она вздохнула глубже, улыбнулась во сне так счастливо, беззаботно… Что же ему сделать, чтобы никакое зло не коснулось ее маленького сердца?

В комнате было тепло, и только сейчас Сокол почувствовал, что на нем сказывается целая ночь напряженной работы. Сон тяжело наваливался на плечи, клонил седую голову, но Сокол не поддавался, все смотрел на девичью кровать и думал, думал, думал…

Он проснулся от неудержимого звонкого смеха. Встрепенулся, испуганно оглядел комнату, не понимая, почему сидит на стуле. В окна, до половины покрытые фантастическими морозными папоротниками, светило ясное зимнее солнце.

Нина лежала на кровати и заливалась смехом. Ощущение счастья, охватившее ее на вечере в университете, еще не прошло и, может быть, уже никогда не пройдет. А отец так смешно спит на стуле! Но почему он не лег в кровать? Почему у него такой растерянный и встревоженный взгляд? Что случилось?

Сразу перестав смеяться, Нина спросила об этом отца.

— Ничего особенного не случилось, — буркнул в ответ Сокол.

Сейчас, когда в окно светило солнце, ночное происшествие стало казаться ему уже не таким ужасным. Перед тем, как говорить с дочерью, надо хорошенько подумать.