Стадион

Рихард внимательно прочитал написанное, потер щеку, будто проверяя, хорошо ли она побрита:

— Рассчитано примерно на одну дивизию?

— Да.

— Понятно. А теперь, Майер, я поеду домой. Я бы еще поболтал с вами, но мне некогда, надо строить наш стадион! Всего хорошего!

— Без шуток, Баум! Вы в моих руках!

— Чепуха! Неужели вы думаете, что, вступая в партию, я не написал этого в автобиографии? Мы вступаем в партию с чистым сердцем. Видите, чего стоит ваше знание людей! Вы проиграете, потому что меряете нас своей меркой.

В глазах Майера сверкнула бешеная, неудержимая злоба. Баум, конечно, говорит правду. Майер понял, что план его провалился, и прошипел:

— Вы тут и останетесь! Поняли?

— Было бы весьма наивно с моей стороны, идя сюда, не предупредить товарищей, куда и к кому я иду. Вы смешной человек, Майер, — Баум впервые позволил себе улыбнуться. — Вы думаете, что немцы остались такими же, как и были, а между тем они сильно изменились. Честные люди Германии не хотят войны, а если вы будете стараться помогать кое–кому разжигать войну, то петля, которая уже однажды соскользнула с вашей шеи, теперь уже ее не минует. Подумайте об этом.

И он, не прощаясь, вышел из кабинета. Майер пошатнулся от ярости, потом глубоко втянул в себя воздух, провел рукой по шее, словно воротник стал ему вдруг тесен, и тяжело опустился в кресло.

Глава двадцать вторая

Сухой, сыпучий, сверкающий снег лег на улицы Киева, запорошил деревья в парках, сгладил все неровности асфальта, звонко заскрипел под ногами прохожих. Город, укрытый снегом, стал удивительно чистым и тихим. Казалось, даже автомобильные гудки звучат глуше, словно и н‘а них легли подушечки пушистого снега.

Русанов вышел из института, глубоко вдохнул морозный воздух и, сняв с перил горсть снега, слепил снежок и запустил им в гущу деревьев, туда, где ветки обвисли вниз под тяжестью снеговой ваты. Ветки вздрогнули, словно ожили, встрепенулись, сбросили свой груз и выпрямились. Русанов засмеялся, сам не зная отчего. Деревья казались ему живыми существами, застывшими под снеговым покровом. Если стряхнуть снег, они оживут, зашевелят ветвями и преградят ему путь через парк. Так скорей, скорей вниз, по широкой аллее, пока есть проход.

Русанов быстро, почти бегом, пошел по парку. Он спешил к трамвайной остановке. Вокруг мягко падал с деревьев, хрустел, пересыпался снег, а в памяти Русанова строчка за строчкой звучали некрасовские стихи про деда Мороза:

«Задумаю — реки большие надолго упрячу под лед, построю мосты ледяные, каких не построит народ…»

Где–то слева, возле киностудии, зазвенел трамвай, и даже понять нельзя, в какую сторону он идет, так приглушил все звуки снег. Кажется, все–таки он идет в город. Скорей!

Русанов ускорил шаги, и тотчас же стихи тоже ускорили свой ритм.

«Идет—-по деревьям шагает, трещит по замерзлой воде, и яркое солнце играет в косматой его бороде».

Вагон подошел в тот момент, когда Русанов вышел из ограды парка. Одним прыжком перемахнул он через две ступеньки; сесть негде, но это неважно, можно и постоять. Он доедет до площади Победы, пройдет квартал вверх, перейдет бульвар Шевченко и через минуту будет дома. Жил Русанов в большом светлом доме старой постройки. У них с матерью просторная комната в коммунальной квартире. Интересно, вернулась ли из школы мама?

В вагон набилось много народу, стало тесно. На улице многолюдно необычайно, в магазинах не протолкаться, и тема всех разговоров одна: Новый год.

Да, сегодня последний вечер старого, уже прошедшего года. Чем же помянуть этот прошлый год Владимиру Русанову? Если честно перебрать в памяти все события, то, пожалуй, самым значительным будет ветре–ча с Ниной Сокол. Нет, ничего подобного, он не влюбился, но от воспоминаний о первой встрече на баскетболе и первом разговоре на душе становится теплее. Правда, разговор был не совсем приятный и дружелюбный, скорее наоборот, но почему–то запомнился.

Они встретились еще раз — когда он был на практике на «Крещатикстрое», но и тогда разговора тоже не получилось, а почему — не поймешь. Чем объяснить, что он думает о девушке ласково, а увидит ее — и хочется сказать что–нибудь колючее, ядовитое? Как странно!

Сегодня они опять увидятся и, быть может, на этот раз не будут ссориться. В университете большой студенческий бал: Русанов и Косенко с трудом раздобыли приглашения — казалось, вся молодежь Киева стремится во что бы то ни стало попасть туда. Да, в университете хорошо умеют устраивать такие праздники!

Вагон подошел к остановке. Посреди площади Победы стояла высокая елка, увешанная игрушками и фонариками.

Трамвай остановился. Русанов спрыгнул со ступеньки вагона и быстро пошел по заснеженному бульвару Шевченко.

Вот и его дом. Три этажа вверх — это один миг. Маленьким ключиком отперта входная дверь… Мама дома, чудесно!