Стачечное движение в 1905 г. Возникновение Советов

Как проводились собрания стачечников на речке Талке, что на этих собраниях говорилось и кто выступал? На эти вопросы проливает значительный свет жандармская переписка, основанная на информации филеров, провокаторов и шпиков, осведомленность которых о ходе стачки была поставлена в достаточной мере солидно. Ниже приводится целый ряд документов, скопированных из дела жандармской переписки о стачке 1905 г. Начальник Шуйского Отделения. Секретно. На сходке рабочих 23 мая на реке Талке оратор не из числа рабочих, а приезжий, возбуждал народ против правительства, объясняя, что войну кровопролитную устроило именно правительство. «Кого они спрашивали? Крестьян вовсе не опрашивали, а требуют солдат из крестьян. Убытки падут на тех же крестьян. А разве мы японцам досадили или они нам? Нет. Между нами ничего этого не было. Долой эту кровопролитную бойню, долой и тех, кто осмелился это затеять во вред всем крестьянам. Оратор Дунаев говорил, когда они ходили 23 числа на площадь: «когда фабриканты и начальство увидело, что мы идем так сильно, напором, то хотя и сказали нам, «уходите из города», но мы ничуть не струсили, а пошли под своими красными флагами и с песнями. Вы видите, как только мы пришли сюда на назначенное место, с которого не смеют согнать, так называемая Талка, и вот, шлют нам бумагу о приглашении нас в город к фабриканту Дербеневу для переговоров о наших требованиях. Вот, товарищи, пока мы во время забастовки вели себя скромно и только лишь собирались на назначенном месте, — мы ничего не достигли, а как сегодня пошли на площадь, увидали нашу силу — вот, и струсили; а если мы пойдем на площадь и захватим с собой все необходимое для нас оружие, о котором я говорил вам уже не раз, чтобы вы заготовили, — тогда они совсем сдадутся на наши требования». 24 мая тот же оратор, который говорил и 23 числа, объяснял из полученного письма из Вьюжи о забастовке, что там все требования рабочих исполнены; «так и мы, если будем дружно вести забастовку, то получим все требуемое, вы видите теперь, кто о вас заботится: не мерзкое правительство, не эти жирные глоты фабриканты, а только Московский Комитет Российской Социал-Демократической Рабочей Партии; вы сами теперь видите, что наша партия плохого не приносит, хотя нас и считают врагами всего государства, а враги те, кто управляет государством. Долой его!» Оратор, мужчина, не из рабочих, малоросс по наречию, объяснял значение их «партии», чего добиваются и как этого достигнуть. «Прежде всего нужно выработать так называемые прокламации, которые вы теперь рвете друг у друга из рук, а почему вы раньше так боялись их и в руки брать. Когда мы отработаем эти бумажки, то постараемся разбросать, чтоб не пропали даром. Когда знаем, что бумажки попали в руки, — стараемся разъяснить, к чему они клонятся. Кабы вы звали, под каким страхом мы все это делаем, с опасностью для своей жизни, все для улучшения вашей же жизни». Несколько раз во время речи провозглашал «да здравствует Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия». Дунаев говорил толпе, что Дербенев пришедшим из города депутатам сказал: «разбирайтесь по фабрикам и просите, что вам нужно». Дунаев стал объяснять: «если вы разделитесь по фабрикам, то вас возьмут в руки, и вы не получите ничего. Но мы дали слово не распределяться по фабрикам до тех пор, пока не получим своих требований. А как вы думаете?» Тут все закричали, что на работу не пойдут. Дунаев добавил: «если мы так дружно будем бороться с врагами, то получим требуемое. Если мирным договором не возьмем, то силой, а своего добьемся». Все согласились продолжать забастовку. 23-го Дунаев показывал сторублевку, присланную комитетом для беднейших рабочих. Будто бы, Дунаев был переодет в костюм «приезжего из Москвы» и наоборот. 23-го прокламации раздавала женщина и предупреждала, что новые не готовы. Пели революционные песни. Пастух может указать, где за городом печатаются прокламации. (Сведение это не проверено). Вышеизложенное сообщено лицами, не вызывающими сомнения. Кроме того, доношу, что я лично наблюдал нарастающее негодование общества на допускаемое явное безнаказанное сплочение народа к свержению Государя, о чем говорится открыто народу и пишется в прокламациях в таких выражениях, как «гнать царя и его родных». Возмущаются безнаказанностью и неопровержением газеты «Русское Слово», которая излагает, что «забастовка идет замечательно мирно, к ней примкнули сапожники, плотники и т. п.». Рабочие других городов, читая такие известия, не подозревают, какое делается насилие даже над честным трудом, чтобы заставить участвовать против воли в забастовке. На сходках бывает много любопытных посторонних лиц. Рассказы их волнуют и возмущают общество, которое, вопреки происходящему, читает в «Русском Слове» насмешку, что на Талке под открытым небом читается народу курс «социологии» и по жадному вниманию толпы видно, что темному люду нужно «живое слово». Между тем, ни для кого не секрет, даже для солдат, что «живое слово» открытая брань Государя, правительства, пение подлых песен, обман народа, развращение его, открытая раздача прокламаций революционных, но не экономического характера. Безнаказанность насилий толпы, врывающейся для разбойно-насильственных действий, также вызывает открытые нарекания на власти и подчеркивается именно наличностью в Иванове губернской власти в данное время. Ротмистр Левенеп. (Получено 25 мая 1905 г.)  Начальник Шуйского Отделения Московско-Архангельского Жандармск. Полиц. Управления железных дорог. 29 мая 1905 года. Г. Иваново-Вознесенск, Владим. губ. 29 мая на сходке рабочих оратор высокого роста, с небольшой темно-русой бородой, говорил толпе: «Раньше полицейместер и инспектор по требованию нашему явились к нам на Талку, а теперь заявили, что ходить к нам не будут, «а если хотите, то присылайте к нам депутатов». Товарищи, вед, это еще новый обман. Как эти мерзавцы нас обманывают! Попомним им, отмстим!» (В толпе: «отомстим!») «Товарищи, мы говорили вчера полицеймейстеру, чтобы они выпустили арестованных ими наших ораторов, в особенности Степаненко, который приехал из Москвы, чтобы помочь нам. Они его арестовали, вырвали у нас самый сильный корень. Товарищи! Пойдемте на выручку своего товарища, который пал жертвою за всех нас. Пойдем всей толпой, заявим, что если не отпустят, — то мы пойдем вооруженным восстанием. Товарищи! Как нам быть? Всем итти толпой или послать депутатов? Со своей стороны, я думаю послать депутатов, пусть они скажут, что если не отпустят нам Степаненко, то толпа двинется в город». Толпа согласилась, послали депутатов. Оратор продолжал: «Товарищи! Скажите всем жандармам и полиции, что кто хочет быть из них живым, пусть скидают мундиры и синие штаны, а то скоро окажутся трупами. Товарищи! Вы читаете: «долой самодержавие». Под этими слонами находится не только один царь, но и весь российский строй. Вы знаете, 9 января в Петербурге, когда шли с иконами и крестами к государю, выразить ему все, что у кого наболело, то их не допустили, их расстреливали. Проклятие им всем, кто стрелял в наших братьев. Проклятие им, кровопийцам». Другой оратор, среднего роста, худощавый, говорил: «Товарищи, я вам говорил: соберемся плотной стеной под «красное знамя», а это вот что означает: вы видели, что в царские дни вывешивают флаги, сшитые из трех полотнищ, вверху белое, в середине синее, внизу красное. Вот это верхнее белое обозначает высшее правительство; среднее синее — это самые наши кровопийцы, фабриканты и чиновники, все эти наемные шкуры, которые нас давят, теснят: красное полотнище внизу — это и есть мы, и мы находимся под ними, под их управлением. Но вот, товарищи, мы и поднимаем красное знамя в знак того, что мы не хотим подчиняться этому мерзкому правительству, а хотим, чтобы правительство было из наших товарищей, и законы вырабатывались нашими выборными: тогда фабрики  перейдут в управление наших рук, тогда мы скажем кровопийцам, чтобы они шли работать вместе с нами и получать равную часть из вырученных денег. «Да здравствует свобода!» (В толпе: «да здравствует».) Товарищи, я еще раз повторяю: чиновников и полиции за нынешний год немного останется в Иваново-Вознесенске!» Вышеизложенное, записанное возможно дословно, доношу Вашему Превосходительству. Ротмистр (подпись). Начальник Шуйского Отделения Московско-Архангельского Жандармск. Полиц. Управления железных дорог. 30 мая 1905 года. № 210. Г. Иваново-Вознесенск, Владим. Губ. Секретно. 30 сего мая, на собрании рабочего класса близ реки Талки оратор (роста ниже среднего, одетый в пиджачный поношенный темно-коричневого цвета костюм, брюки на выпуск, в красной рубашке, обыкновенной фуражке черного цвета; лицо белое, небольшие усы, борода бритая, на вид около 25 лет) держал речь окружающей его публике. «Господа, просимое нами у хозяев, чего вам известно, не удовлетворяется, настояли бы мы на нем, но только мешают нам наши враги — это солдаты; теперь нагнато их много, нам с ними бороться очень трудно, да и мы теперь к этому не подготовлены, устроится немного наше дело, мы проработаем несколько времени, а войска, т.е. солдаты, уйдут за это время, тогда мы возобновим свое дело и получим все то, что нам нужно. Согласны на это?» Все единогласно закричали: «будем покамест бастовать, впоследствии получим, что нам требуется, не просьбой, так силой». Кончив речь, оратор слезает с возвышенного места. Из толпы выскакивает несколько человек мужского пола, садятся в кружок и под личным его руководством поют революционные песни по адресу императора и г. Трепова. По окончании песен бросаются опять в толпу и рассеиваются в оной. По окончании всего этого, собираются кучками отдельно по фабрикам и обсуждают свои интересы. По окончании расходятся по домам. Речь Дунаева не записана. Ротмистр (подпись). Начальник Шуйского Отделения Московско-Архангельского Жандармск. Полиц. Управления железных дорог. 2 июня 1905 года. № 218. Г. Иваново-Вознесенск, Владим. Губ. Секретно. Господину Начальнику Владимирской губернии. На сходке сегодня, 2 июня, первым оратором был «приезжий», скуластый, опять в черном пиджаке и шароварах, брюки на выпуск. О нем говорили было, что это — рабочий от Смолякова, но сегодня говорят, что он — московский. Он говорил: «Товарищи, хотя нам сходка здесь разрешена, но теперь хотят воспретить и уже печатают листки о воспрещении. Но мы будем сбираться где-нибудь на крестьянской земле или в лесу где-нибудь, но сходку делать будем». Не слышно было, что он говорил, когда отворачивался к толпе, но призывал о чем-то клясться. Многие достали револьверы и клялись. Револьверов подняли штук 40, может быть, и больше. В чем-то клялись. Оратор говорил, что разрешенные сходки запрещены и остается помериться, чья сила возьмет. Оратор говорил: «будем избивать купечество, жечь полицейские участки». После этого оратора вышел молодой, без бороды, с усами, в фуражке с зеленым бархатным околышем, развернул № 136 «Вечерней Почты» и читал о разрешении сходок, «а тут воспрещают». В это время в толпе закричали «шпион». Кого то поймали, бросились бить. Второй раз его около водокачки били. Избитому говорил еврейского типа, хотя со светло-русой окладистой бородой, человек: «виноват ты или нет, — уходи отсюда, все равно мы тебя убьем», пальцем водил перед лицом и говорил резко. После замешательства этого запели песни. Пропели две песни «Доля моя, доля» и «Рабочая сила». Затем более 100 человек ушли в лес. Песнями руководил Дунаев. Ротмистр (подпись). А вот и другие ценные документы из архива жандармской охранки — записи речей ораторов-стачечников. Очевидно, среди бастовавших находились лица, сообщавшие о всех предположениях стачечников.