— Ох, ели. Осень же, гон у лосей сейчас, да и у оленей тоже. Надо же, угораздило, а, Герда? — повернулся я к собаке, и подпрыгнул, ударив себя по шее. — Мать твою, слепень. Ну лосяра, гад! Приволок их за собой.
Минут пять я отмахивался от десятка жужжащих насекомых, решивших подзакусить мной. Герда решила вопрос просто, поймав на лету и с видимым удовольствием сжевав пару слепней. Впрочем, я тоже в конце концов перебил маневрирующих не хуже истребителей кровопийц. Посмеиваясь над неожиданной атакой, я обустроил очаг, и начал варить кулеш, с благодарностью вспоминая сержанта в учебке. Тот нас так натаскал, что каждый смог бы из топора кашу сварить. Хотя вроде как с практической точки зрения эта выживальщецкая подготовка для современной космической пехоты ни к чему.
В ручье гулко плеснула, на месте упавшей с дерева в воду мошки.
— Попробую я порыбачить, а, Герда? — вешая курковку за спину, и доставая и собирая спининг, обратился я к собаке. Почесав в затылке, надставил перед блесной пару поводков с крючками, и насадил на них пойманных личинок каких-то жуков, найденных под корой старого, свалившегося дерева. И первый же заброс ударил по рукам мощной поклевкой, согнувшей короткое стеклопластиковое удилище. Пару раз рыбина даже выскакивала из воды, пока я грубо тащил ее, надеясь на прочность лески и надежность узлов. Около берега рыба глотнула воздуха, маленько опьянев, и я одним рывком закинул ее на берег.
— Хороша, однако! — я с удовольствием взял на руки крупного хариуса. — Килограмма полтора, не меньше. Блин, отца бы сюда, — при воспоминании о родителях я нахмурился. Несколько лет назад в их кар на полной скорости врезался один из чокнутых ночных гонщиков. На скорости около четырехсот километров в час. Погибли все и сразу, и отец с матерью, и этот придурок безбашенный. Сколько годов с нарушителями борется дорожная полиция, производители техники — бесполезно. Обходят программы, перепрошивают, убирают автопилоты — и гоняют.
С испорченным настроением я выпотрошил рыбины, срезал с нее мясо и бросил в кашу. Конечно, извращение, но полкило чистейшего рыбьего филе мне точно не помешают, даже при условии, что придется делить кашу с собакой.
После обеда, вымыв котелок, я завалился на пригорок рядом с собакой.
— Хорошо, Герда, а? — сорвав травинку, я смотрел в чистейшее небо, не исчирканное полосами инверсионных следов и дымкой смога.
От собаки пришла волна удовлетворения и спокойствия. Я почувствовал, что в окрестностях никого, кроме двух белок и сойки неподалеку, и суслик уже пару часов недовольно выглядывает из своей пахучей норки.
— Ох, — осознав это, я резко сел, уронив при этом курковку. — Герда, это ты?
Собака приподняла голову, поглядев на меня. Я ощутил ее удивление этим вопросом.
— Ничего себе! — Вот тебе и понятливая собака. Конечно, умница. Голован, просто молодой. Знал бы шериф, кого он хотел пристрелить. — Ну, ты даешь, псина, ну ты ваще! — я потрепал лобастую голову собаки. Точнее, суперсобаки, superdog, по-английски. Но во всем мире прижилось русское — голован.
Голованы были потомками эксперимента одного чокнутого гения. Этот кадр, около ста лет назад, пытался вывести расу разумных собак. Генетические модификации, сотни погубленных псин. Но мужик добился своего. Его собаки стали разумнее обычных, более того, они могли при помощи телепатии общаться с хозяевами. Шума было много, правительства пытались выкупить собак и результаты, миллиардеры и нефтяные шейхи в очередь выстроились за щенками. И все кончилось „хоть печально, но обычно“. Террористы из зелёных взорвали ученого, уничтожили практически всех собак. Бойня была еще та. Но остались псы у подчиненных и друзей ученого, мало, но осталось. За сто лет кровь голованов рассеялась. Смешалась в многочисленных потомках. Но порой просыпалась. Эти собаки были не на вес золота — на вес алмазов. Лучшие друзья, надежнейшие сторожа, прекрасные разведчики. Компаньоны, спутники, вожатые. Но на всю населенную людьми галактику — осколки, крохи, максимум десятки тысяч. На миллиарды людей. И потому щенок голована, пусть неинициированный, стоил состояние.
— Герда, а как же мы с тобой инициацию прошли? — голован не начинал просто так обмениваться эмоциями, ощущениями и мыслями с человеком. Для этого мало того, что нужно было стать другом, необходима была специальная инициация, психологическая привязка. Что-то весьма непростое и далеко не всегда успешное.
Мне в ответ пришло ощущение ярости и гнева, одиночество. Потом неуверенная радость, чувство товарища, дружба. Ярость на дикого зверя, могущего навредить другу, желание ответить.
— Так, понятно, что дело темное. В любом случае рад, — я еще раз потрепал голову хвостатой подруги, и снова завалился рядом. Нужно отдохнуть, ноги ноют и при мысли, что через час нужно вставать и идти становится тоскливо. Но нужно идти, до гор всего ничего, пара дневных переходов осталось.