Читаем СССР™ полностью

СССР™

Шамиль Идиатуллин , Шамиль Шаукатович Идиатуллин

– А и получились, – с серьезным видом подтвердил Кузнецов и продолжил наветы: – А каратэ – это буддизм и всякий там синтоизм, а не ислам твой пресловутый. Буддизмом ты стукнутый, вот и созерцаешь свой пуп, вмест-того-чтобы.

– А ты, блин, Тайсон, не такой.

– А я, блин, Тайсон, не такой, – согласился Кузнецов. – К тому же бокс – это не философия, там все просто – нырок, двоечка, уход, никаких нефритовых стержней. И вообще это такая вещь, в которой лучше далее KMC не идти – мозгов не останется. Я мог бы быть мастером и все такое, звали – но предпочел мехмат. Выучка осталась, наверное. Но все равно я не боксер.

– Математик, что ли?

– Скорее все-таки математик, чем боксер.

– Опиши зависимость даламбертиана от лапласиана.

Сергей некоторое время смотрел на меня, потом сунул руки в карманы, пренебрегая трудоемкостью этого процесса в положении сидя, и сказал:

– Алик, ты иногда меня пугаешь.

– Зависимость-то.

– Да иди ты на фиг.

– Ага, – буркнул я, усмехнулся под нос и, будто распахиваясь, сделал быстрый мах кулаком от плеча.

Сергей вильнул головой.

– Вот, – сказал я. – Плечо поднято, кулачки сжал. Математик, блин. Лобачевский ал-Хорезми Пифагорович.

– Не важно, – упрямо ответил Сергей, втискивая руки обратно по карманам. – Человек тот, кем он себя чувствует.

– Кем ты себя чувствуешь утром первого января?

– Я чувствую себя совсем не бойцом. Рефлексы тут не в счет. А ты, Алик, до сих пор ногами машешь, и для себя ты в первую очередь Ояма, а потом уже Плевако.

– Песталоцци же.

– Пестун старый.

– Помоложе некоторых. А на самом деле, Серег, ну давай я попробую объяснить раз и навсегда, почему я здесь, а не там или где-то еще.

– Рискни, – сказал Кузнецов, по инерции подбираясь.

– Рискну. Кем я себя чувствую – это главный вопрос. Во-первых, отцом. Знаешь, он как родился – все остальное не то чтобы мелким или не очень существенным стало. Но это может подождать, а пацан нет. И вот эти пацаны и девчонки тоже нет. Ну, ты видел.

– Я видел. А во-вторых?

– А во-вторых, я чувствую себя мудаком.

Кузнецов улыбнулся:

– Наконец-то. А в связи с чем, если не секрет?

– Да нафигачил хрени какой-то вокруг семьи, никому не нужной, двух тетенек чуть до цугундера не довел, а все ведь на пустом месте.

– Ну как на пустом, – удивился Сергей, остро разглядывая меня, – у вас ведь там обычаи-традиции-заветы.

– Неграмотность это примитивная, а не заветы, – устало объяснил я. – Я же юрист, должен всегда первоисточники смотреть. А повелся на комментаторов, которые полтора тысячелетия бороды жевали, на Элькины слова повелся, на гормоны... Ну не было в этом ни смысла, ни необходимости. Развода с Элькой не было – потому что без свидетелей не считается, потому что до родов не считается, потому что мимо процедуры не считается. Аллах знает лучше нас, а Мухаммад пророк его. А мы нагородили...

– Но тебе было приятно? – с напором спросил Кузнецов.

– Быдло ты шкуренное.

– Да ладно, нашел, из-за чего париться. Дамы без огня не бывает. Слушай, а давай ускорим процесс покаяния? Давай, Элька за меня замуж сходит, чтобы счет сравнять?

– Фу, блин.

– Ну да, трудно будет, но я постараюсь.

– Серый, я тебе глаз выдавлю.

– Выдавил один. Я же ради вас, вашего счастья.

– Тьфу, баран, блин.

– А мне какая разница – одной ты мне жизнью обязан или еще и душевным спокойствием. Ты ж мне по жизни...

– Знаю-знаю.

– Не все знаешь еще.

– Дольше проживу. Во-вторых-то что?

– Каких вторых?

– Ты сказал, два вопроса есть.

– А, ну да. Заболтался. Второй такой: как Рычева на разговор вытянуть?