Действительно, территории прибалтийских государств были нужны Сталину как демпфер при возможной войне, как плацдарм для сухопутных и морских сил. И 1939–1940 годы действительно стали определяющими для будущего Прибалтики. Но не потому, что был заключен Договор о ненападении с секретными протоколами (пакт Риббентропа — Молотова). А потому, что все три страны — Латвия, Эстония и Литва — осенью 1939 года заключили с СССР пакты о взаимопомощи, согласно которым, они впустили на свои территории советские войска. И это, как показали дальнейшие события, определило их будущее включение в состав СССР. Пакт предусматривал получение денег за предоставление мест для военных баз и открывал новые возможности для развития экономических отношений между прибалтийскими странами и СССР. Так, например, 18 октября 1939 года было подписано соглашение о торговом обороте между СССР и Латвией на период с 1 ноября 1939 года по 31 декабря 1940 года. В конфиденциальном протоколе к торговому соглашению были перечислены товары, закупаемые друг у друга Советским Союзом и Латвией. СССР гарантировал Латвии поставки сахара, хлопка, чугуна и стали, горюче-смазочных материалов, соли, сельхозмашин и других товаров. СССР закупал у Латвии свинину, масло, различную сельхозпродукцию, картон, бумагу, вагоны и прочее.
Однако в рамках информационно-психологической войны все доказательства ненасильственной аннексии Советским Союзом прибалтийских государств объявлялись неубедительными, а ученые (не дай Бог, если они оказывались еще и местными) обвинялись в фальсификации и предательстве. Так, например, в конце 1980-х годов в коллаборационисты и «бесчестные предатели своего народа» были записаны старший научный сотрудник Института истории Академии наук Латвийской СССР, кандидат исторических наук Эрик Жагар и заведующий отделом Института истории партии при ЦК КП Литвы, член-корреспондент АН Литовской СССР, доктор исторических наук Ромаз Шармайтис[235].
Искусственное раздувание проблем договора Риббентропа— Молотова и «оккупации» прибалтийских стран Красной Армией стало удачной провокацией, направленной на разжигание антисоветской истерии, межнациональной розни, формирование негативного отношения к России и русскому народу в целом.
Результатом этих и других психологических операций стали многотысячные митинги и собрания в Таллине, Вильнюсе и Риге, шумные кампании националистов в Польше, на Западной Украине и за рубежом.
Главным инициатором этих кампаний выступали США. В Госдепартаменте считали целесообразным негласно поддерживать государства, добивающиеся привлечения России как правопреемницы СССР к ответственности «за преступления тоталитарного коммунистического режима». А это, в свою очередь, давало возможность якобы «обиженным» странам использовать тезис о «нелегитимности послевоенного мироустройства» с целью предъявления разнообразных претензий к России. Так, например, литовцы муссируют вопрос о законности прав России на Калининградскую область. Эстонцы пытаются убедить Запад в «несправедливости» геополитических итогов Второй мировой войны для подкрепления своих притязаний на часть территорий Псковской и Ленинградской областей. Кроме того, они выдвигают требования «возместить ущерб, нанесенный оккупацией». Конечная цель всех этих шумных психологических акций — дискредитация России в глазах мировой общественности и дальнейшее разрушение ее государственности. Слабая и подконтрольная Россия с ее огромными сырьевыми запасами — слишком лакомый кусочек.
Продолжая разговор о наступлении на историческую науку, заметим, что в фальсификации прошлого России приняли участие не только перебежчики и диссиденты, но и «маститые» западные ученые. Как правило, они именовались независимыми. В то же время многие из них были связаны с разведкой или даже являлись отставными сотрудниками русских отделов спецслужб. Например, Роберт Конквест — автор популярных в нашей стране в «перестроечный период» книг «Большой террор» и «Жатва скорби» — был высокопоставленным сотрудником отдела дезинформации британской службы IRD.