СССР против США

«Правительство вынуждено в интересах развернувшейся ныне политической войны наметить более определенные и воинственные цели в отношении России уже теперь, в мирное время, чем было необходимо в отношении Германии и Японии еще до начала военных действий с ними… При государственном планировании ныне, до возникновения войны, следует определить наши цели, достижимые как во время мира, так и во время войны, сократив до минимума разрыв между ними».

Основные цели США в отношении России сводились к следующему:

«а) свести мощь и влияние Москвы до пределов, в которых она не будет более представлять угрозу миру и стабильности в международных отношениях;

б) в корне изменить теорию и практику международных отношений, которых придерживается правительство, стоящее у власти в России…

Речь идет прежде всего о том, чтобы Советский Союз был слабым в политическом, военном и психологическом отношениях по сравнению с внешними силами, находящимися вне пределов его контроля…

В худшем случае, то есть при сохранении советской власти на всей или почти всей нынешней советской территории, мы должны потребовать:

а) выполнения чисто военных условий (сдача оружия, эвакуация ключевых районов и т. д.) с тем, чтобы надолго обеспечить военную беспомощность Советского Союза;

б) выполнение условий с целью обеспечить значительную экономическую зависимость от внешнего мира…

Все условия должны быть подчеркнуто тяжелыми и унизительными для коммунистического режима..»[151]

И далее, после небольшого обоснования целесообразности психологической войны рассматривалась своего рода этическая сторона в отношении противника. К слову сказать, она мало согласуется с официальными «демократическими принципами свободного общества»:

«Наши усилия, чтобы Москва приняла наши концепции, равносильны заявлению: наша цель — свержение советской власти. Отправляясь от этой точки зрения, можно сказать, что эти цели недостижимы без войны, и, следовательно, мы тем самым признаем: наша конечная цель в отношении Советского Союза — война и свержение силой советской власти.

Было бы ошибочно придерживаться такой линии рассуждений.

Во-первых, мы не связаны определенным сроком для достижения наших целей в мирное время. У нас нет строгого чередования периодов войны и мира, что побуждало бы нас заявить: мы должны достичь наших целей в мирное время к такой-то дате или «прибегнем к другим средствам»…

Во-вторых, мы обоснованно не должны испытывать решительно никакого чувства вины, добиваясь уничтожения концепций, не совместимых с международным миром и стабильностью, и замены их концепциями терпимости и международного сотрудничества. Не наше дело раздумывать над внутренними последствиями, к каким может привести принятие такого рода концепций в другой стране, равным образом мы не должны думать, что несем хоть какую-нибудь ответственность за эти события… Если советские лидеры сочтут, что растущее значение более просвещенных концепций международных отношений несовместимо с сохранением их власти в России, то это их, а не наше дело. Наше дело работать и добиться того, чтобы там свершились внутренние события… Как правительство, мы не несем ответственности за внутренние условия в России…»[152]

23 ноября 1948 года президентом Трумэном была утверждена директива СНБ 20/4. Она во многом воспроизводила основные положения предшествовавшего документа. Однако по сравнению с СНБ 20/1 в ней делался больший упор на подрывную работу с конечным выводом:

«Если Соединенные Штаты используют потенциальные возможности психологической войны и подрывной деятельности, СССР встанет перед лицом увеличения недовольства и подпольной оппозиции в зоне, находящейся под советским контролем».

14 сентября 1949 года президентом Трумэном была утверждена директива СНБ-58, касающаяся политики США «в отношении советских сателлитов в Восточной Европе». В этом документе была намечена важная линия в психологической войне, направленная на разжигание внутри социалистического блока национальных противоречий. По мнению разработчиков директивы, «такую слабость Соединенные Штаты должны использовать… двинув, как острие клина, для подрыва авторитета СССР создание группы антимосковских коммунистических государств»[153].

В директиве говорилось:

«Наша конечная цель, разумеется, — появление в Восточной Европе нетоталитарных правительств, стремящихся связаться и устроиться в сообществе свободного мира. Однако серьезнейшие тактические соображения препятствуют выдвижению этой цели как непосредственной… Для нас практически осуществимый курс — содействовать еретическому процессу отделения сателлитов. Как бы они ни представлялись слабыми, уже существуют предпосылки для еретического раскола. Мы можем способствовать расширению этих трещин, не беря на себя за это никакой ответственности. А когда произойдет разрыв, мы прямо не будем впутаны в вызов советскому престижу, ссора будет происходить между Кремлем и коммунистической реформацией».

Далее в документе отмечалось: