– Переднюю правую конфорку надо подтянуть. Я схожу в сарай за ключом.
Когда он вышел в заднюю дверь, я повернулся к маме. Я собирался сказать: «Ух ты, теперь мне не придется колоть дрова!» Но не сказал, потому что увидел, что она плачет.
В следующую пятницу и папу, и Роуна уволили. Наутро мы с Джулией спустились к завтраку с унылыми лицами. Мама сварила овсянку. Накладывая нам кашу, она на нас не смотрела. Отец стоял у задней двери и смотрел в маленькое окошко.
– Где Роун? – спросила Джулия. Она боялась, что он уже ушел. Я тоже боялся.
– Поехал на грузовике в город. Он заказал что-то в мастерской при плавильне и хотел это забрать.
– Что он заказал? – спросил я.
– Не знаю. Он не сказал.
Мы так и не узнали, что это было, потому что когда Роун вернулся, он нам не сказал. Наверное, он спрятал это в сарае.
Миновали выходные, и началась новая неделя, а Роун даже не заикнулся про уход, и мы начали думать, что он останется. А в четверг вечером он пришел в гостиную и сказал:
– Мне пора отправляться.
Какое-то время мы молчали.
– Вам незачем уходить, – сказал наконец отец. – Можете остаться у нас на зиму. Уверен, как только начнется сезон бутилирования, я смогу подыскать вам работу.
– Дело не только в том, что я не работаю. Есть… есть другая причина.
– Вы прямо сейчас уходите? – спросила мама.
– Да, мэм.
– Но там же метель.
– Нет, мэм. Снег уже прекратился.
– Мы… Нам бы хотелось, чтобы вы остались.
– Мне бы тоже хотелось.
Толика синевы исчезла из его глаз, но они были уже не такими сурово-серыми, как раньше.
Свистнул поезд, и этот звук словно бы пронзил дом насквозь.
– Я приготовлю вам сэндвичи в дорогу, – сказала мама.
– Спасибо, мэм. В этом нет необходимости.
На нем был его старый костюм.
– Где ваша новая одежда? – спросила мама. – Разве вы не заберете ее?
Роун покачал головой.
– Нет, мэм. Я путешествую налегке.
– Но вы же купили куртку… Вы должны взять куртку. Вы же замерзнете в пиджаке!
– Нет, мэм. Там не так уж холодно. Я хочу поблагодарить всех вас за вашу доброту. Я… – У него надломился голос. – Я… Я не знал, что существуют такие люди, как вы. Я… – Он замолчал снова, но так и не смог больше ничего сказать.
Встав, мой отец пожал ему руку. Мама поцеловала его в щеку и отвернулась.
– Вам еще должны за целую неделю работы, – сказал отец. – Можете дать адрес, куда переслать деньги?
– Я переписал их на вас.
– Я их не возьму!
Улыбка тронула уголки губ Роуна.
– Если не возьмете, сделаете богатых еще богаче.
И все это время мы с Джулией сидели молча на диване, не в силах пошевелиться. От своего странного оцепенения Джулия очнулась первой. Вскочив, она бросилась на шею Роуну. Тогда и я побежал через комнату. Роун поцеловал нас обоих.
– Прощайте, ребята.
Джулия разревелась. Но я не плакал. Ну, почти. Роун быстро-быстро вышел из комнаты. Мы услышали, как открылась задняя дверь. Мы услышали, как она закрылась. А потом слышны были только рыдания Джулии.
Той ночью я долгое время лежал в кровати, выжидая, когда услышу, как замедляется товарный поезд, но все товарняки грохотали мимо. Пассажирские поезда у нас вообще по ночам не останавливались, только утром. В полусне я услышал, как один такой пронесся мимо.
Утром я встал еще до того, как взошло солнце, и одевшись, натянул новое пальто, потому что на улице было холодно, и новые галоши. Я пошел по отпечаткам ног Роуна в снегу. Я отчетливо видел их в лиловом предрассветном сумраке. Он направился не к железнодорожным путям, нет, он пошел через поля к городу. Приблизительно в сотне ярдов от дерева, под которым мы его нашли, следы оборвались.
Я стоял на холоде, а первые лучи солнца заливали поля розовым. Там, где следы обрывались, отпечатки ботинок как будто указывали, что он остановился. Возможно, постоял там какое-то время. Выглядели они так, словно снег вокруг них подтаял, а потом замерз снова.
Сначала я почему-то подумал, что он, наверное, прыгнул на несколько футов вперед, а потом снова пошел. Но после последних отпечатков не было вообще ничего, снег казался нетронутым. Потом я подумал, а вдруг он пошел задом наперед по собственным следам? Но если так, то я обязательно заметил бы еще одну вереницу следов, сворачивающих вправо или влево, а ведь я ничего такого не видел. А кроме того, зачем ему делать такие странные вещи?
Каким-то образом он исчез в ночи.
Я еще немного постоял, потом вернулся в дом. Я ничего не сказал про следы маме. Пусть лучше думает, что Роун запрыгнул в товарный поезд. Я ничего про них не рассказал ни Джулии, ни отцу. Я похоронил следы в своей памяти, и там они оставались все эти годы, и, только заглянув в ящик, я выкопал их снова.
Первым я вынул альбом. На первой странице была фотография поразительно красивой женщины, моей мамы. Затем фотография красивой девочки и мальчика с волосами цвета спелой кукурузы.
Под фотографией мамы был снимок высокого худого мужчины, моего отца.
На следующих страницах были другие снимки мамы и нас с Джулией. Там были фотографии дома, и была фотография сарая. Была фотография укутанных снегом полей и фотография самого высокого холма.