Срубить дерево

После долгих поисков Д’Этуаль нашел капитанскую рубку. Она располагалась над алым коридором, в конце узкой винтовой лестницы, которая начиналась справа от внутреннего шлюза. Он не сразу ее заметил, потому что ведущая к лестнице дверь на первый взгляд была неотличима от стены.

Войдя в рубку, он увидел еще один скелет – скорее всего, пилота. Стараясь не коситься в его сторону, Д’Этуаль поискал бортовой журнал. Наконец нашел и представил себе жуткую картину случившегося.

Подавив позывы к тошноте, он спустился по лестнице и вышел в коридор. В бальной зале начался новый вальс. Он знал, что ему следует немедленно покинуть станцию, но почему-то вернулся в залу и снова, с каким-то двойственным чувством, наблюдал за вальсирующими.

И почему-то не удивился, когда из сумрака в дальнем конце залы возникла она. Вероятно, он с самого начала знал, что она там. Ждет.

Теперь она шла к нему через зал.

Высокая, статная, в белом платье. На черные волосы, собранные в высокую прическу, ложились радужные блики. Ее кроваво-красные губы подчеркивали белизну лица. В глазах чернела тьма межгалактического пространства.

Она протянула к нему руки.

– Танцуете?

И они танцевали. Под вальс Штрауса «Вино, женщина и песня».

Они кружились среди призраков, проскальзывая сквозь них: он – неуклюжий в своем скафандре, она – легкая, как воздух, из которого и была создана, и одновременно сладко весомая в его объятиях.

– Меня зовут Трепонема Паллидум[33], – сказала она, смеясь.

– Знаю, – ответил он, и его передернуло.

– В космосе я обрела мощь, – сказала она.

– Знаю, – ответил он.

Светофильтры в решетчатой спиральной галактике над ними сменились с фиолетового на красный. Она сказала, кружась с ним в бордовом полумраке:

– Я мутировала. Я становилась все сильнее, все опаснее. Я обрела способность за день совершать то, на что раньше требовались годы. Я научилась переходить из тела в тело. Я обрела способность засыпать на тысячи лет.

– Знаю, – ответил он.

– Какие-то чиновники поставили станцию на карантин и отправили эпидемиолога, который должен был найти и уничтожить меня. Он испробовал все известные ему антибиотики и препараты. Он даже пытался применить ртуть и салварсан.

– Знаю, – повторил он.

– А когда все его попытки провалились, он приказал пилоту увести станцию с орбиты и уничтожить. Но я уже завладела пилотом, а после добралась и до эпидемиолога. Но перед самой смертью пилот все же исхитрился увести станцию с орбиты. Эпидемиолог катапультировал себя в открытый космос. – Она усмехнулась. – Всех, кто остался, я пригласила на вальс. А теперь я пригласила тебя.

– Тебе до меня не добраться! – выкрикнул он. – Мой скафандр герметичен!

С кроваво-красных губ сорвался звенящий смех, пронзивший переливчатую мелодию Штрауса. Д’Этуаль отшатнулся, но длинные алые ногти полоснули его по груди. В ужасе он повернулся и бросился прочь из залы, но на пороге коридора все же помедлил и оглянулся. Его взгляд успел выхватить ее, прежде чем она исчезла среди теней в дальнем конце комнаты. Или растворилась среди теней в закоулках его сознания.

Он целый час простоял в абсолютном вакууме стыковочного отсека. Ритуал очищения. Едва ступив на патрульное судно, он стащил с себя скафандр и одежду и выбросил все с борта через мусоросборник. Возможно, это была чрезмерная предосторожность, но он не собирался рисковать. За одеждой последовал дезинтегратор, а сам он отправился прямиком в душ, где намылился самым мощным антибактериальным мылом, какое нашлось в аптечке. Смыв пену и вытершись досуха полотенцем, он с ног до головы намазался изопропилом. Надев чистый комбинезон, устроился в своем кресле и наконец позволил себе один-единственный вздох облегчения. И тут же принялся за работу.

Он отвел патрульное судно на пятьсот километров, развернул бортом к станции и терпеливо ждал, пока далекий силуэт сказочного астрозамка не появился в перекрестье прицела бортовой пушки. Первый удар превратил станцию в алый цветок, второй – в космическую пыль. Он позволил себе еще один вздох облегчения. Потом запрограммировал автопилот вернуться на первоначальный курс и начал диктовать доклад по протоколу «Инцидент и принятые меры». К тому времени, когда он закончил, на корабле наступила «ночь».

Д’Этуаль проспал семь часов – максимальное время, дозволенное по протоколу, но, проснувшись, не испытывал бодрости. Встав, он поймал себя на том, что нетвердо стоит на ногах и ему трудно натянуть на себя одежду. Уже одевшись, он вдруг забыл, где находится, а вспомнив, пошел на крошечный камбуз и приготовил кофе. Некоторое время он смотрел, как знакомое трио межгалактических туманностей бледно светится на экране камбуза, а потом вдруг вспомнил, что на камбузе нет экрана. Он в ужасе попятился из отсека.

Он услышал слабый шорох, словно бы женского платья. Повернувшись, он увидел ее.

Она стояла в узком коридоре.