Средство от привидений

Сейчас они все были озадачены — на таких красивых машинах в детдом давно никто не приезжал. Тем более летом, когда большинство воспитанников разбирали по домам, а здесь оставались либо круглые сироты, либо те, у кого мать и отца лишили родительских прав. Два верхних этажа в это время обычно пустовало, а всех воспитанников делили на две группы — старшую и младшую. Девочки спали в левом крыле, а мальчики в правом.

В каждой группе оставалось по два воспитателя; в младшей Нина Васильевна, по прозвищу Нинель, и Елена Николаевна, по прозвищу Стрекоза. Хотя так их звали за глаза только в старших группах, а в младших их звали мамочками. Нину Васильевну мамой большой, а Елену Николаевну мамой маленькой. Их обоих любили, хоть они отличались друг от друга не только ростом, цветом волос, но и характером. А объединяло их одно — они могли часами петь вместе. Но чаще им приходилось этим заниматься по отдельности, убаюкивая своих воспитанников перед сном. Именно у них Сашка и научился петь.

А старшей группе не повезло. У девочек руководила Маргарита Викторовна, прозванная Кровавой Мэри за ее пристрастие пользоваться губной помадой и лаком для ногтей густого темно-красного цвета. В младших группах ее просто боялись и рассказывали про нее всякие страшные истории, а в старших у нее редкий день не проходил без конфликта с девочками.

Со старшими ребятами занимался в основном Терентий Федорович, по прозвищу Шерхебель. Он его получил на занятиях по трудовому воспитанию, когда так назвал напильник с крупными насечками. Встречи с ним больше всего и боялся Сашка. Он и сбежал из интерната только потому, что сломал сверлильный станок.

Провожаемый восхищенными взглядами девчонок, Сашка вместе с Петровичем гордо прошествовал в кабинет директора. Яков Назарыч — толстенький невысокий человек с добродушной улыбкой и живыми глазками, выскочил из-за стола к ним навстречу.

— Прокофьев! Попался! — взмахнул он полными ручками. — Я же говорил, что сколько веревочка ни вейся… что он натворил, гражданин… не знаю, как вас звать-величать.

— Василий Петрович, — солидным голосом заговорил Петрович. — Вы только не напрягайтесь, ради Бога. Он решил к вам вернуться сам, а я его доставил на место. Правда, кое-какие вопросы мне бы хотелось обсудить с вами наедине.

— Прокофьев! Свободен, — строго сказал директор. — Иди в старшую группу.

Сашка огорченно вздохнул и вышел из кабинета. Ему больше нравилось возиться с малышами, быть у них кем-то вроде вожака, чем находиться на побегушках у старших ребят.

Малыши его тоже любили. Особенно старался всегда быть рядом с Сашкой восьмилетний Стасик. Его даже называли ординарцем. Он и сейчас первым бросился к Сашке.

— У тебя папка нашелся или тебя усыновляют? Это его машина внизу стоит? — засыпал он Сашку вопросами.

Остальные малыши молча стояли рядом, обступив их плотным кольцом, а около стены собрались девчонки.

— Он хочет меня усыновить, — небрежно сказал Сашка, — да я еще пока не решил.

Подойдя к окну, он помахал рукой ребятам, стоящим около машины, и они весело замахали ему в ответ.

— А это твоя сестра? — ревниво спросили девчонки, во все глаза разглядывая Алису.

— Нет, так, знакомая, — ответил Сашка. — А вот тот, что повыше, — мой брат.

— Везет же, — пронесся по толпе малышей завистливый вздох; почти каждый из них мечтал о старшем брате, не говоря уже о папе или о маме, и каждый верил, что у него семья найдется или, в крайнем случае, обязательно возьмут к себе хорошие люди.

— Прокофьев, Саша, нашелся! Надолго ли? — раздался рядом звонкий голосок Елены Николаевны.

— Мамочка, мамочка, — бросились к ней со всех сторон малыши.

— Месяц, наверное, продержусь, — нехотя сказал Сашка. — Только меня в старшую группу определили.

— Еленочка Николаевна, — обхватил ее правую ногу Стасик, — пусть он в нашей группе останется. Ну, пожалуйста.

— Ну, пожалуйста, — хором повторили малыши, которые до сих пор помнили все истории, рассказанные им Сашкой на ночь.

— Ну что с вами сделаешь, — заулыбалась Елена Николаевна, — придется идти к Якову Назарычу. Но при одном условии, если ты мне будешь помогать приглядывать за ребятами.

— Согласен, — сказал Сашка, не раздумывая.

— Ур-ра, — бросились обнимать его малыши.

Елена Николаевна постучалась и осторожно вошла в кабинет директора. Все замолчали. По интернату из года в год ходила одна и та же история-страшилка о том, что напротив директорского стола есть люк в полу, который открывается нажатием кнопки, и что самых непослушных воспитанников директор отправляет через люк в подвал, где стоит огромная мясорубка и там же пекутся пирожки. Всегда находились очевидцы, утверждавшие, что лично знали мальчика или девочку, которые в пирожке с ливером находили ноготь своего пропавшего товарища. По-настоящему, конечно, никто не верил в эти истории, но все равно самым страшным наказанием оставался вызов в кабинет директора, а вечерами у всех сладко замирало сердце от ужаса, когда рядом кто-то сдавленным голосом пересказывал очередные подробности ночных кошмаров.

Елена Николаевна вышла из кабинета вместе с Василием Петровичем.