Средневековый мир «Игры престолов»

Грамкины и снарки – и целые королевства в опасности: «Игра престолов» / «Песнь льда и пламени» – это и «высокое фэнтези» с драконами и мантикорами, Белыми Ходоками и магией крови, и вполне жизненные проблемы политики королевств, религии и общественного устройства. Как и Средиземье Толкина, «Игра престолов» / «Песнь льда и пламени» – это фэнтези, построенное из знакомых кирпичиков – знакомых нам, ученым-медиевистам. Эти кирпичики сделаны из исторического и воображаемого Средневековья: из средневекового Севера, с его ледяными пустошами, монстрами и волками; из средневекового Запада, с его узнаваемыми социальными институтами рыцарства, королевства, порядком наследования и кодексом муже ственности; из средневекового Средиземноморья, с его мешаниной торговых портов, пиратов, работорговцев и древностей, и из средневековых фантазий об экзотическом Востоке, где монгольские всадники совершали набеги на легендарные немыслимо богатые города и где существовали странные племена со странными обычаями на краю и за пределами Известного мира.

Порядки в монархии Баратеона, клановая система дотракийцев, орден Ночной Дозор и обязанности Хранителя Севера: все это имеет параллели с различными видами социальной и культурной организации, существовавшими в средневековой Европе и Центральной Азии. Структура фэнтезийного мира, созданного Джорджем Р. Мартином, в первую очередь заимствует элементы из средневековой европейской истории (вооруженные конфликты в Англии пятнадцатого века, известные как Войны роз, часто указываются как основной источник вдохновения), но автор также использует обычаи более ранних воинственных культур (кельты, англосаксы и викинги), монголов, которые благодаря мужеству и амбициозности создали самую большую империю из всех когда-либо существовавших на Земле, а также опирается на фольклор и верования средневековой Европы. Из культур Европы периода Высокого Средневековья Мартин заимствует и адаптирует институты Католической церкви и рыцарства, а монголы и некоторые индейские культуры стали прообразами дотракийцев.

Насколько в истории Семи Королевств отразились Войны роз пятнадцатого века? По словам Мартина, борьба за власть между потомками Эдуарда III нашла отражение в политике Вестероса, и созвучие имен Старк и Йорк, Ланнистер и Ланкастер неслучайно. Однако, благодаря богатому воображению Мартина и эпическому мышлению создателей сериала Дэвида Бениоффа и Дэна Вайса, факты истории выглядят ярче, необычнее, архетипичнее. Взять, например, принцев в Тауэре, Эдуарда и Ричарда, двух сыновей короля из династии Йорков Эдуарда IV. После того как их отец внезапно умер в начале 1483 года, их дядя Ричард, герцог Глостерский, взял опекунство над мальчиками в возрасте двенадцати и девяти лет. Их поместили в лондонском Тауэре на время подготовки к коронации Эдуарда V. Затем они загадочным образом исчезли, а их дядя Ричард захватил трон.

Бран и Рикон, конечно, никогда не претендовали на Железный трон (хотя Бран и становится наследником Винтерфелла), но мотив предполагаемой смерти двух невинных детей встречается в сериале более одного раза: в историях детей Элии Мартелл, а также младших сыновей Кейтилин. Серсею сравнивают с королевой Маргаритой Анжуйской (1430–1482), супругой Генриха VI Ланкастерского. Однако, хотя Маргарет также отдала все ради своего ребенка, учитывая недееспособность ее мужа, она оказывала намного меньшее влияние на Малый Совет.

Дж. Э. Милле. «Принцы в Тауэре», 1878

И Серсея может быть – и в самом деле была – сопоставлена с немалым числом других нелюбимых народом и жестоких королев Средневековья: Алиенора Аквитанская (ок. 1122–1204); Изабелла (1295–1358), супруга Эдуарда Второго; королева Брунхильда из династии Меровингов, в конце шестого – начале седьмого века правившая территорией нынешней Северной Франции; и этот список можно продолжать. Серсея во многом обычный человек (она любит выпить и безумно ревнует к Маргери), но ее имя напоминает о волшебнице из греческого эпоса – Цирцее, которая превращала мужчин в животных, но которую удалось перехитрить Одиссею. Серсея, наша «зеленоглазая львица», тоже обладает волшебной властью над окружающими ее мужчинами. И ее инцест с Джейме отсылает к мифу о божественных золотых близнецах, двух половинках одной души, – или как сама Серсея заявляет Неду:

А мы с Джейме не просто брат и сестра. Мы – одна личность в двух телах. Мы делили одно чрево, и он вышел в этот мир, держа меня за ногу, так говорил наш старый мейстер. Когда он во мне, я ощущаю себя… целой (ИП, Эддард XII, 456).