Читаем Средневековье в юбке. Женщины эпохи Средневековья: стереотипы и факты полностью

Эти 14,5 % показывают, что женщины могли пользоваться экономической, а значит, и социальной автономией и что такое случалось достаточно часто, раз они попали в налоговые записи, да еще и в таком количестве.

Интересно, что 85,5 % женщин-налогоплательщиц, возглавляющих дворы, даже не указали, замужем они, девицы или вдовы. И это при том, что именно семейный статус определял положение средневековой женщины. Чаще всего о своем семейном статусе сообщали богатые женщины («жена такого-то» или «жена покойного…»). Объяснялось это тем, что жены и вдовы буржуа жили на ренту, поэтому их положение в обществе определялось именно семейным статусом, тогда как работающие женщины считали более важным сообщить налоговым органам свою профессию.

Еще одна удивительная деталь — среди указавших свой статус налогоплательщиц больше замужних женщин, чем вдов. Казалось бы, должно быть наоборот, ведь двор замужней женщины возглавляет муж. Симона Ру выдвигает предположение, что это женщины, которые обладают собственным имуществом или занимаются какой-либо деятельностью независимо от своего мужа и по этим причинам отдельно же платят налоги. Но нельзя исключать и то, что это женщины, «разъехавшиеся» с мужем через церковный суд. В любом случае ясно, что среди парижанок хватало женщин, имеющих определенную экономическую и социальную независимость.

«По числу записей самыми распространенными являются пять ремесел: перекупщицы, горничные (соответственно сорок четыре и сорок две записи), шляпницы, швеи и прачки (примерно по двадцать пять записей).

Таким образом, мы видим, что в 1297 году парижанки работали в сфере питания: перекупщики и перекупщицы продавали в розницу всякого рода съестные припасы, как нынешние бакалейщики. Они также часто становились горничными, то есть прислугой в доме мещан, где занимались уборкой, ходили за покупками, обихаживали хозяина с хозяйкой… Такие женщины названы только по имени, данном при крещении, с пометкой “горничная такого-то”; одна женщина записана даже без имени, просто как “и его горничная”. Все эти указания подтверждают, что личность таких женщин определена посредством дома, в котором они служат (дом указан через его хозяина), а также их подчиненным положением, однако они получают жалованье, чем и объясняется их статус налогоплательщиц…

Пекарь работает вместе с женой, Часослов Шарля Ангулемского, манускрипт 1475–1496 гг., Франция

Крестьяне, Часослов Шарля Ангулемского, манускрипт 1475–1496 гг. Франция

Три остальных ремесла говорят о производстве, связанном с текстилем (швеи), изготовлением предметов туалета и одежды (шляпницы) и со стиркой белья (прачки). Первый взгляд на женскую работу не приносит сюрпризов: он вписывается в старую схему распределения работ между полами в том виде, в каком ее представляли моралисты, проповедники и прочие традиционалисты среди мужчин. И все же есть нюансы: встречается много мужчин-швецов, некоторые даже занимались стиркой, а один назван горничным.

Группа ремесел, относящихся к обработке тканей, пошиву одежды и изготовлению украшений и предметов туалета, набрала двести двадцать пять записей. В их числе есть двадцать две прядильщицы шелка и ткачихи; в цеховых уставах XIII века ясно указано, что обработка шелка в Париже — женское дело… Девять ткачих, восемь “бахромщиц”, пряхи и другие работницы, обрабатывавшие лен, шерсть или коноплю, четыре белошвейки, две вышивальщицы, три гобеленщицы также свидетельствуют о том, что этими ремеслами могли заниматься женщины, и это предусмотрено уставом. В швейной области встречаются двадцать пять швей и двадцать пять шляпниц плюс пять изготовительниц головных уборов… пять старьевщиц, три галантерейщицы (они занимались торговлей богатыми украшениями), три кошелечницы, две женщины, шившие штаны или торговавшие ими, одна продавщица павлиньих перьев, которыми украшали головные уборы. Порой ремесло указано не так, как оно обозначено в уставе, а по типу конкретной деятельности: так, встречаются: “торговка нитками”, женщина, “сматывающая пряжу в клубки”, еще одна, шьющая сумы для милостыни, и две, изготовляющие ночные колпаки.

Вторая группа объединяет ремесла, связанные с пищевым сектором; в ней сто десять записей. Больше всего перекупщиц, но есть еще десять булочниц и одна-две “вафельницы”, восемь “пирожниц”…, восемь зеленщиц, восемь “птичниц”, торговавших яйцами и птицей, четыре торговки требухой, четыре торговки рыбой и три — селедкой, четыре торговки сыром, четыре молочницы, три торговки пивом; совершенно точно, что женщины могли заниматься любой деятельностью, связанной с питанием…

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология