Надо признать, довольно скоро этот образ «духовного брака» приобрел, стараниями некоторых теологов, такую красивую форму, что стал очень привлекательным для девушек, особенно романтичных и склонных к экзальтации. В частности, Григорий Нисский очень красочно описал брак девственного духа с Богом как подлинный архетип такого брака, в котором Бог предпочтительнее всех остальных. Его текст пронизан скрытым эротизмом, и девственность у него выступает как духовная версия сексуальной любви. Более того, он не забыл и о том, что большинство женщин воспитывались в уверенности, что их главное предназначение — стать матерью. В его трактовке все девственницы, давшие обет целомудрия, становятся как бы отражениями Девы Марии, а значит — матерями Христа. Другие теологи от него не отставали и писали, что девственницы, посвятившие себя Богу, получают от него семя учения, как жены от мужей семя новой жизни.
Женщины, взращенные на таких идеях, тоже поддавались религиозно-эротической экзальтации — наиболее яркие описания божественных видений, пронизанные страстью и томлением, принадлежат именно монахиням. Это вполне понятно и даже естественно, потому что при таком подходе к религиозной девственности получалось, что женская сексуальность целомудренных монахинь и отшельниц предлагалась Богу в знак отречения от их земного женского предназначения. Тело девственницы принадлежало небесному жениху, так же как в обычной жизни тело жены принадлежало мужу. А поскольку в христианстве женщина и мужчина в браке были равны (в том, что касалось сексуальной жизни[17]), «Христовы невесты» чувствовали свое право на «небесного жениха» как на мужчину, и это очень заметно сказывалось на форме их общения с Богом.