Читаем Средневековье в юбке. Женщины эпохи Средневековья: стереотипы и факты полностью

При этом само Средневековье при ближайшем рассмотрении оказывается на удивление умеренным и практичным. Так сложилось, что идеи и реальность развивались параллельно друг другу. Я упоминала об этом, когда объясняла систему девица-жена-вдова: несмотря на то, что этого деления придерживались и теологи, и государство, результат был разный. Церковь однозначно отдавала приоритет девицам, а вот в реальности именно у них было меньше всего прав и возможностей.

<p>Преимущества безбрачия</p>

Расцвет культа девственности пришелся на Позднюю Античность и Раннее Средневековье — именно в этот период теория и практика целомудрия развивались наиболее синхронно. В трудах богословов немало страниц посвящено такой любопытной теме, как доказательство преимуществ целомудрия перед браком. Речь о добрых христианах, поэтому, разумеется, как альтернатива вечной девственности рассматривался только брак — пусть теологи его и не любили, но отрицать его существование и то, что многие люди к нему стремятся, было бессмысленно.

Мученичество Святой Аполлонии, «Часослов Дюнуа», французский манускрипт 1440-1450-х годов.

Разумеется, главным козырем было то, что людям целомудренным гораздо легче попасть в Царствие небесное. Но отцы церкви были достаточно умны и практичны, чтобы понимать — только духовных преимуществ для большинства людей недостаточно. Поэтому для создания позитивного образа девственной жизни в первую очередь в ход шло описание негативных сторон брака. Благо для этого было достаточно материала даже у целомудренных монахов-богословов — тема страданий в неудачном браке была очень распространена в эллинистической риторической традиции.

Иоанн Златоуст, несмотря на свое лояльное отношение к браку, все-таки тоже ценил девственность гораздо выше, поэтому в его трудах красочно описываются страдания супружества. Ревность — как неизбежный побочный эффект любых отношений мужчины и женщины. Денежные вопросы — если женщина приносит в союз больше собственности, муж должен подчиниться власти жены, а если мужчина богаче, он становится господином жены, и она должна терпеть все, как если бы она была его рабыней. Жизнь замужней женщины полна огорчений и тревог:

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология