Среди животных Африки

Нам не раз приходилось наблюдать аналогичные вещи в зоопарке. Животные, пропутешествовавшие в портативных клетках несколько дней, а иногда и недель, начинают их рассматривать как свое жилище и, чувствуя себя в них в безопасности, не решаются перейти в другое, пусть более просторное помещение и даже на свободу, если обстановка им незнакома.

После обеда мы снова подъехали на моторной лодке к этому месту. Все шимпанзе исчезли. Бананы, яблоки и хлеб, сложенные нами в кучу, остались нетронутыми. Когда шимпанзе не находят в лесу плодов, они неделями могут питаться одними листьями и молодыми побегами. Это показали наблюдения в лесу Будонго. Но для наших обезьян это, вероятно, покажется чем-то новым и непривычным, поэтому-то мы и решили подбросить им на первое время немного продовольствия.

Как только мы причалили и вылезли на берег, нам навстречу выбежали из леса три шимпанзе — самый большой из самцов, по кличке Роберт, и оба малыша.

Роберт приветствовал нас пожатием руки. Но самок почему-то нигде не было видно. А ведь мы рассчитывали на то, что детеныши присоединятся именно к ним.

Постепенно Роберт начинает все больше возбуждаться. Шерсть на нем поднимается дыбом, он становится как бы вдвое толще и начинает бегать на задних лапах. Мы поспешно прямо в ботинках и носках залезаем в воду и пробираемся до лодки вброд.

Сегодня 23 июня. Наша «операция» благополучно закончена. Все человекообразные обезьяны доставлены наконец на свою новую родину. Свыше пяти недель они просидели в своих ящиках, а некоторые пропутешествовали и того больше, если считать дорогу, которую они проделали до Антверпена. Мы испытываем явное чувство облегчения. Наверное, и они тоже.

* * *

На другое утро мы решили совершить пешком экскурсию к месту выпуска обезьян. Сперва нам пришлось преодолеть несколько холмов, скалистая поверхность которых сплошь заросла высокой, по пояс, травой, похожей на спелую пшеницу (траву здесь не сжигают, как повсюду на материке). Идти нужно было осторожно, потому что среди обломков скал нетрудно поломать себе ноги. Холмы на поверку оказались значительно выше, чем показались с катера, и карабкались мы по ним с трудом. Между ними тянулись долины, поросшие девственным лесом, и болота с высоченными камышами и тростниками.

Пробираясь по этим зарослям, мы пользуемся тропинками, проложенными бегемотами. Идти по ним нам очень удобно, потому что они достаточно широки. Там и сям по сторонам попадаются примятые площадки, где эти толстяки, видимо, отдыхали (а может быть, это были носороги?). Будем надеяться, что бегемоты здесь, как и в других местах Африки, выходят пастись только по ночам. Но кто может за это поручиться? Мне бы отнюдь не хотелось стоять на пути у потревоженного чем-то бегемота, несущегося к спасительной воде… Когда я несколько лет назад был в Уганде, в национальном парке Куин-Элиза-бет как раз при подобных обстоятельствах погибла одна африканская девушка. Поэтому мы стараемся нарочно громко разговаривать, смеемся и стучим палками по деревьям, чтобы бегемоты и носороги еще издалека слышали наше приближение и не испугались нашего внезапного появления.

Когда мы пересекали поляну с желтой высохшей травой, до нас донесся громоподобный топот копыт тяжеловесного животного. После мы долго потешались друг над другом — над тем, с какой проворностью каждый из нас бросился к ближайшему дереву, готовый залезть на него при первом же появлении толстокожего.

Но вообще-то смешного тут мало, потому что не так давно поблизости от этого места погиб один рыбак, который, нарушив запрет, причалил к острову. Заметив спящую самку носорога с детенышем, он начал швырять в них камнями, желая, видимо, прогнать от берега. Однако, вместо того чтобы убежать, животное бросилось на обидчика и убило его.

По скалистому склону холма мы с превеликим трудом спускаемся в лес. Обломки скал поросли сплошным ковром высокой сухой травы.

Вдруг прямо посреди горной лужайки я обнаруживаю автомобильную шину. Я хотел было рассердиться на тех, кто захламляет такими вещами остров, но, приглядевшись, обнаружил, что это… сетчатый питон. Хотя я и успел схватить его за хвост, но он так крепко уцепился за обломки скал и за заросли травы, что без труда сумел у меня вырваться. Ну и Бог с ним, не очень-то он мне сейчас нужен. А действовал я с ним так решительно лишь потому, что точно знал: питоны — неядовитые змеи. Иначе бы поостерегся. Тем более что в этот момент мы с Синклером Данеттом одновременно вспомнили, что коробку с сывороткой от змеиных укусов, конечно, забыли в лагере.

Правда, в Африке не так просто увидеть ядовитую змею, а тем более быть ею укушенным, но если все же это случилось бы здесь с кем-либо из нас, другим пришлось бы два часа тащить на себе товарища, пока они добрались бы до спасительной сыворотки. Как досадно, что вечно повторяешь одни и те же ошибки!