Среди рабочих

— Нешто я про это? — закричал Сопля. — Дядя Юфим, родной ты мой, нешто я про это! Место… место — тьфу! Обидно мне — вот что, обидно! Обижают меня все… Кому я зло сделал?.. Я, я, думается, муху, и то жалею… жалко мне, вот что… о-о-о-бидно, дядя Юфим…

— Ну-у-у, обидно!.. Что станешь делать?.. Ничего не поделаешь! Не умеешь шить золотом, бей молотом!.. Плюнь ты, не плачь, негоже это… Эка забота!.. Обойдется дело-то, наплевать!..

— Водочки бы, — произнес Сопля, — в останный, может, разок… выпили бы… Сбегайте кто-нибудь, братцы, вот деньги… Егор Иваныч, а? Водочки, говорю… Бог с тобой: не сержусь на тебя… а только… эх-ма!..

— Нет, уж ты водочку оставь, — сказал нарядчик, — нельзя! Сам пей ужо в казенке сколько хошь, а сюда нельзя… Сюда, того гляди, сам придет… Опять же всем на дело идтить… Около пожарища надо растаскать что… Сряжайся, брат, уходи!..

— Куда же я пойду? Погоди!

— Годить неча: уходи, да и вся недолга!

— А жена-то?

— А на что тебе жена-то, пес ты гнилой, прости ты меня, господи? На что я тебе? — закричала вдруг все время молчавшая в своем углу кухарка. — Куда я с тобой с эстаким денусь-то? Что у тебя, дом, что ли, свой, а? Припасено что? Али место другое нашел? Не пойду я с тобой! Куда я пойду?.. Дура я, что ли? Меня не гонят. По миру с тобой идтить, да тебя, длинного идола, кормить?.. У-у-у, дьявол! Протух весь заживо… Не подохнет, окаянный!.. Посадил тебя чорт на мою шею!.. Ступай один хучь в омут, — туда и дорога… Бери, вон, портки свои да и иди до первого… кабака… Что у тебя есть-то? Как у турецкого святого: портки да трубка…

— Таматка, у казенки-то, кузнец, чай, сидит, — усмехаясь и в тон ей произнес нарядчик, — вот вам, двум приятелям, и весело будет покеда… А там ужо, дай, урядник приедет, другой разговор пойдет…

— И этот такой же! — крикнула кухарка. — Все одно такой же каторжник… злая рота!..

— Молчи! — диким голосом закричал Сопля. — Душу вышибу!..

— А ты полегше, полегше, — заговорил нарядчик. — Полегше, брат! Нельзя кричать… Полегше, н-да! Твое дело какое? Последнее твое дело… Уходи, брат… Получил расчет — и с богом!

— Врешь, мошенник! — закричал Сопля. — А жена-то? Тебе оставить?.. Не пойду я без жены. Каку-таку она имеет праву не идтить со мной? Где писано? Кто она мне, а? Кто я ей? Хозяин я ей, а?.. Аль нет?.. Муж, чай, законный. Как ты полагаешь? Не пойду! Хучь убей!.. Знаю я, об чем ты-то хлопочешь… бабник!..

— Смотри, брат, лаяться станешь, — выставим!..

— Не пойду! — дико кричал Сопля и вдруг, весь трясясь, длинный, страшный, бросился на нарядчика с кулаками. — Мошенник! Ты все! Ты!.. Ты и скотину подпалил… О-о-о!..

— Братцы! — завопил нарядчик, отпихиваясь. — Будьте свидетели!.. Свидетели будьте! За такие слова… Будьте свидетели!..

— Мошенник, вор! — продолжал Сопля. — Глот!.. Сколько ты народу слопал?! О-о-о!.. Чужих жен совращать!.. Благо, гладок, жир-то тебя точит… Разбойник!.. Убью!..

Дико крича, они сцепились, как два кота, и покатились по полу. Их крик в открытые окна далеко разносился по имению.

Услышав эти крики, прибежал с палкой в руках управляющий и остановился на пороге пораженный, в первую минуту не зная, что делать.

При его появлении мы все почтительно поднялись в ожидании.

Дерущиеся катались по полу, воя, сквернословя, сопя, награждая друг друга кулаками, кусаясь и никого не замечая.

— Что такое? — рассвирепел, наконец, управляющий. — Драка! Ах вы, зверье, да я вас!.. Бросьте!.. Бросьте, говорю, перестать!..

Он стал награждать ударами палки то одного, то другого. Но дерущиеся до того «увлеклись», что не слыхали этих ударов и продолжали драться, как две огромные сцепившиеся собаки.

— Вы что глядите? — накинулся вдруг на нас управляющий. — Болваны! Разнять! Разнимайте!.. Ах, подлецы, дикари!.. Растаскивайте их… ну, живо!..

— Их таперича не растащишь, — закричал Культяпка, — сцепились! Водой надо… Постой-ка, я их…

И говоря это, он схватил ведро, зачерпнул им из кадки воды и, как-то смешно перекосив рот и растопыря ноги, плеснул из ведра водой, стараясь попасть в лица… Это подействовало. Дерущиеся, как петухи, отскочили друг от дружки.

— Егор, что это значит? — спросил управляющий.

— Барин-батюшка, — размазывая по лицу кровь и плача от злости, завопил нарядчик, — житья нет! Изругал всячески… при свидетелях… Как только не лаял… вор, говорит, ты, говорит, скотину подпалил. Лаял, лаял… в драку полез… а за что? За то, что я ему водки не велел сюда носить…

Управляющий уже больше не слушал… Он накинулся на Соплю, топотал на него ногами и кричал визгливым, режущим слух голосом:

— Вон! Вон! Вон! Сию минуту вон! Тебе сказано… ведь тебе сказано!..

— Сказано… даве еще сказано! — вторил нарядчик.

— Не пойду я отсюда без бабы! — угрюмо произнес Сопля, — Гони не гони… не пойду.

— Что-о-о! — завизжал управляющий. — Не пойдешь?.. А-а-а? Какая баба, а?..

— А это, значит, жена его… кухарка наша, — пояснил нарядчик. — Ее он взять хочет, а она, значит, не идет… Потому, сами извольте посудить, куда ж идтить с мужем с эстаким… Ну, кабы еще дом свой был — дело десятое, а то куда?