Среди рабочих

— Жуть, брат, — повторил Культяпка, — такого бою ни одна лошадь не видывала: печка одна на мне не была… Убег я. Тятенька было опять меня к немцу хотели, а я говорю: «Удавлюсь!» Маменька вступилась: «Не отдам дите»… А напрасно! Теперь вот подумаю: «Напрасно! Потерпеть бы мне… Ну, били, зато выучили бы, человека бы сделали»… Все родители виноваты: потворство это, баловство… Так ничему и не выучили… Всю жизнь теперь и треплюсь, как подол бабий… ей-богу! То за то схвачусь, то за это… Набалованный я человек… У меня и места хорошие были и жить бы, ан нет!.. водочка! Рот-то у меня дрянной. Да и ленив я… Работа эта проклятая для меня все одно, что нож вострый… смерть! Лежать бы мне вот эдак постоянно… аль идтить куда… чтобы, значит, ни конца, ни краю не было… Н-да!.. Эх-ма!.. Ну, что ж они, черти, не идут долго… Неужели их все бьют?

Он замолчал… Молчали и мы… За речкой, в поле, радуясь теплу и солнцу, не смолкая, тирликали жаворонки. В лесу трещали дрозды, где-то свистал скворец. Множество птичьих голосов неслось отовсюду… Где-то далеко куковала кукушка…

— Хорошо, братцы, — воскликнул вдруг Культяпка, — тепло… гоже! Вот бы так-то завсе полеживать, а? Хорошо богачам! Вот бы…

И, не договорив того, что хотел сказать, он прислушался и воскликнул:

— Стойте-ка!.. Идут! Во кузнец орет, его голос… Идут, верно.

XVI

Мы ждали, глядя на дорогу… Крупный разговор, ругательства с каждой минутой слышались все ближе, и вот, наконец, из лесу показались три фигуры без картузов. Впереди шел, махая руками, длинный Сопля; за ним, ругаясь и рассказывая что-то, кузнец, а сзади, понуря голову, плелся дядя Юфим.

Они шли, не видя нас, и уже миновали то место, где мы лежали.

Тогда Культяпка, все время с улыбкой следивший за ними, крикнул:

— Эй, земляки! Аль загордели? Знаться уже не хотите, а?

«Земляки» остановились и оглянулись. Увидя нас, они сильно обрадовались и свернули с дороги. Пока они шли к нам, Культяпка схватил четвертную и, подняв над головой, держал ее, весело улыбаясь.

— Есть? — вымолвил кузнец, любовно окидывая глазами бутыль, в которой плескалась водка.

— Хватит! — воскликнул Культяпка. — Ну, а вы как?

— Чай, сам видишь! — угрюмо ответил кузнец и еще угрюмее добавил, обернувшись к нам: — Вы что же это, дьяволы, убежали?..

— Отделали нас в отделку! — произнес дядя Юфим и плюнул. — Будь они прокляты! Провалиться бы им там сквозь землю и с селом-то вместе… Слава богу, хучь водку-то не отняли… Смерть бы теперича без нее…

— На-а-а-а-ливай, штолича, — сказал Сопля, трясясь всем телом, — па-а-а-гуляли! — злобно добавил он и вдруг закашлялся долгим, мучительным кашлем…

— Чашка-то там осталась, — сказал Культяпка, наливая в «фунтик» водки, — жалко до смерти… Скотницына чашка-то, заест!..

— Чорт с ней! — сказал кузнец, жадно выпивая водку. — Ловко отделали! — продолжал он: — Во как, гляди: жилетку на клочки, рубашка — во!..

Он распахнул разорванную с ворота до подола красную рубашку, под которой было голое, покрытое синяками тело.

— Ловко, а?… Да погоди! — закричал он вдруг, сверкая глазчми. — Не уйдешь!.. Нет, брат, не уйдешь!..

Дядю Юфима и Соплю тоже, очевидно, сильно били; на них тоже все было изорвано и болталось клочьями…

— Озорной народ, — сказал Юфим, — разбойники! Попало мне за дело, видно: не ходи, старый чорт!

— А тебе, Мишук, спасибо, — говорил Юфим после второго «фунтика». — Уберег! Во-время-то она дороже каменного моста…

— Эх, и утекал я с ней, голова! — воскликнул Культяпка. — Ног под собой не чуял… Не знал, что подо мной: земля, аль нет!..

Все смеялись… Дядя Юфим и кузнец стали припоминать отдельные эпизоды боя, воодушевляясь все больше и больше…

Длинный Сопля сначала было тоже принимал участие в этих разговорах, но потом как-то сразу насупился, замолчал и, очевидно, стал думать о другом.

— А она-то таматка… чай, с ним, с чортом, финтит, — вдруг совершенно неожиданно воскликнул он, вращая страшными побелевшими глазами и, собственно, не оборачиваясь ни к кому из нас. — И так, чай, и эдак повернет… тьфу!.. будь ты проклята!..

— Да ты про кого это? — спросил Юфим.

— Про жену, вот про кого! — закричал Сопля.

— Кто про что, а ты все про это, — засмеялся Культяпка. — Мы думали, — свеже, а это все те же… Подумаешь, забота какая! Да наплевать!

— Что мне делать-то с ней! — закричал опять Сопля, обводя всех нас мутными глазами. — А?.. Убить шкуру…

— Плох, брат, ты, коли с бабой не совладаешь, — сказал, усмехаясь, Культяпка, видимо, стараясь раздразнить Соплю, — где баба начало, там голова мочало…

— Братцы мои! Друзья неоцененные! — захлюпал сторож пьяными слезами. — Ведь я с ней сколько живу-то, а? Десять годов прожил… десять, а? Вникните! А на старости лет нехорош стал!

— Она баба молодая, гладкая, — опять сказал Культяпка, — в ней кровь играет, а ты — ишь какой шкилет… тебя вон соплей перешибешь пополам…

— Перешибешь… — как эхо повторил Сопля и, помолчав, завопил: — Убью!.. Не дам над собой мытариться… Погоди ужо!.. Я те, я те!..

— А и взаправду, — угрюмо произнес кузнец, — надо бы этому чорту, нарядчику нашему, бока намять!.. Выискался какой: кто я?!