Васюта обмотал вокруг его щиколоток брезентовые ремни, затянул потуже. Больно ударяя ребром подошвы по косточкам, раздвинул ему ноги, закрепил ремни у подножия струганых, врытых в землю столбов. Он сделал это умело, заученными движениями. Так в кузнях ставят в станок лошадей перед тем, как подковывать.
Он обошел Белосельцева со спины, разомкнул наручники. Белосельцев попытался выпрямить, перевести вперед затекшие руки, но Васюта рывком перехватил запястья. Обмотал сначала одно, потом другое ремнями, и свободные концы закрепил у вершин столбов. Расставив ноги, разведя руки, Белосельцев был растянут ремнями, помещен в прямоугольник перекладины, как человек на рисунке Леонардо да Винчи. Венец Вселенной в своих совершенных пропорциях вписан в систему «золотого сечения».
Эта мимолетная мысль показалась ему забавной, но он сразу забыл о ней, ибо Васюта достал короткий нож и, действуя им, как скорняк, располосовал его одежду. Сделал несколько длинных хрустящих надрезов. Содрал и сволок с него брюки, пиджак, рубаху. Отшвырнул ногой ворох изрезанных тканей. Во время своих распарывающих взмахов он слегка задел Белосельцеву ногу. И теперь, голый, растянутый на ремнях, Белосельцев чувствовал, как бежит по ноге горячая щекочущая струйка крови.
– Свежачок готов! – усмехнулся Васюта, отступая и словно любуясь изделием рук своих. – Беседуйте на здоровье!
К нему приблизились двое, Хозяин и Каретный. Последний приотстал на полшага, пропуская вперед Хозяина. Растянутый на ремнях, повторяя своим голым распятым телом рисунок андреевского флага, Белосельцев смотрел на них.
– Нас интересует правда о проведенной вами операции, – Хозяин едва шевелил стиснутыми губами, и глаза его гипнотически сверкали, как два флакона с синей ядовитой жидкостью. – Вы провели операцию по захвату сверхсекретных документов. Истинный контейнер исчез, а нам подбросили пустышку. Кто унес чемодан с документами? Где он сейчас? Зачем вам понадобилось возвращаться в Дом Советов за никому не нужной пустышкой?
– Отвечай, – спокойно добавил Каретный. – Сам понимаешь, тебе лучше во всем признаться.
Хозяин обращался к Белосельцеву на «вы», при этом губы его брезгливо выпячивались. Было видно, что он испытывает к Белосельцеву временный интерес, утолив который, больше не вспомнит о нем. Каретный обращался на «ты», и в этом обращении было нетерпение, страсть оскорбленного человека, желавшего поквитаться.
Белосельцев, голый, чувствуя, как ветер вылизывает ему пах и подмышки, думал, что может сейчас взмолиться, выпрашивая себе пощаду. Рассказать все немногое, что знает о чемоданчике Руцкого. Поделиться догадкой о неведомом хитроумном разведчике, перехитрившем их всех, прокравшемся в его кабинет, подменившем спрятанный кейс. Своей искренностью, желанием быть полезным он вымолит себе жизнь. Его отвяжут, снимут с ременного распятия.
Или: напротив, смерть неизбежна, муки его неизбежны. И в последний перед смертью час он плюнет в лицо мучителям, покажет, как умирает презирающий их офицер.
Но и то и другое было бессмыслицей. Не могло повлиять на врагов, которые, недоступные состраданию, закрытые для эмоций, желали ценой его мучений добыть информацию. Понимая это, Белосельцев решил сосредоточиться на чем-нибудь постороннем, и как можно дольше, пока можно будет выносить боль и страдание, думать об этом постороннем. О розах, о глянцевитых листьях и вялых подмороженных цветах, о жестяном ведре с зеркальной слепящей водой.
«Зачем поливать, если осень…»
– Тебя спросили, ответь! – повторил Каретный. – Согласись, глупо умирать из-за грязных носков Руцкого!
– Не знаю ни о какой операции, – сказал Белосельцев. – Был только этот чемодан. Меня, как и вас, обманули.
– Скажите, ведь у вас есть женщина. Подруга, жена, не знаю, как ее назвать, – сказал Хозяин. – Вы отправили ее из Москвы, желая уберечь от опасности. У нас есть все основания полагать, что вы снабдили ее нужными нам документами. Истинный чемодан у нее. Куда вы ее отправили? Где ее спрятали? Обещаю, мы не причиним ей вреда. Получим чемодан и отпустим.
– Где твоя баба? – крикнул Каретный. – Скажешь, обоих отпустим! Дадим денег, валите на все четыре стороны! Не скажешь – и ей, и тебе конец! Вот так же будет здесь стоять нагишом, Васюта ее подвесит!
– Не знаю, куда уехала… Сказала, что к тетке, до весны… Где тетка живет, не знаю… Нет у нее чемодана… Быть может, вообще его нет…
Хозяин смотрел на него сверкающим гипнотическим взглядом. Белосельцеву была неведома природа этого химически-синего ядовитого излучения. Этот взгляд сам по себе был пыткой.
– Не знаю, где чемодан… – повторил он, слабея.
– Теперь ты спроси у него! – Хозяин повернулся к Васюте, который стоял в стороне, сложив на груди могучие руки, и белорозовая крепкая голова напоминала редиску.