Среди гор

— Сам знаю. Пока цела Айсарала, мы еще можем спастись. Если ты верна мне, то идем вместе. Одевай дочерей, собирай вещи! Если бог даст силу Айсарале, к рассвету мы уйдем за перевал в Кой-Кап! — С этими словами Иманбай вышел из дома.

Бюбю была поражена, она так и не смогла двинуться с места, пока не вернулся муж. «Бедный ты мой, да в уме ли ты своем?» — вопрошающим, жалостливым взглядом смотрела она на Иманбая.

— Ну, прощай! — повторил Иманбай. — Если ты жалеешь меня, идем вместе. А нет, так оставайся с дочерьми, береги их, живите как-нибудь без меня. Да смотри, если спросят обо мне, не проболтайся. Скажи, странствовать уехал, вернется, мол, неизвестно когда, может, через месяц, а может, через два или три. Ну, поручаю вас самому богу, береги дочерей да ждите меня!

Расчувствовавшийся Иманбай вышел из дома и через некоторое время, трюхая на Айсарале, поехал прочь со двора. Его дочери, жмущиеся друг к дружке, как осенние цыплята, спросили со слезами на глазах:

— Мама, куда уехал наш отец?

— Да куда ему уезжать, бедняжки мои, в Мекку, что ли? — печально ответила Бюбю. — Сена нет дома — поехал попасти лошадь.

Бюбю помолчала, проглатывая слезы, тяжко вздохнула и, уложив в углу перепуганных дочерей, прикрыла их старым обтрепанным одеялом, потушила лампу и тоже прилегла.

— Отец вернется скоро, спите, — сказала Бюбю, но Иманбай не вернулся.

Он уезжал в горы. По лицу его градом катились слезы, и он, рассуждая сам с собой вслух, бормотал:

— О создатель, услышь меня! Не хочу я ни к басмачам, ни к другим. Совесть моя чиста, вера моя верна, о создатель! Если считаешь меня своим детищем, оставь в стороне от этого переполоха, укрой от злых глаз! Подо мной Айсарала, а на плечах моих — шуба, я могу уйти куда угодно, только сохрани моих шестерых дочерей и глупую жену, о создатель!

Иманбай и сам не знал, куда он едет, куда держит путь. В слезах и горе он не замечал, куда увозит его Айсарала. А выйдя на тропу в горах, Айсарала разошлась. Вскоре Иманбай перевалил через какую-то гору, потом спустился в ущелье и снова вышел на косогор, поехал вдоль склона. Вдруг впереди что-то забелело. Иманбай обмер, застыл с полуоткрытым ртом. Какое-то смутное расплывчатое существо, казалось, подкрадывалось к нему. Оно все приближалось, наводя ужас на Иманбая. «Будь что будет!» — сказал себе Иманбай. Он зажмурил глаза и стеганул камчой Айсаралу. Лошадь, показалось ему, взвилась птицей и понеслась среди ночи через горы и пропасти. Опомнился Иманбай, лишь когда Айсарала перешла на шаг. Ехал Иманбай где-то в пади, заросшей кустарником.

Старое, разбитое седло напоминало сбитую холку Айсаралы. Она шла прогибаясь, обмахиваясь хвостом. Обрадованный тем, что благополучно избавился от странного видения, Иманбай проговорил вслух:

— О конь мой, бог сохранил нас! Но куда мы с тобой попали, о боже?! Вот видишь, жизнь полна коварностей, поэтому я и боюсь разлучаться с тобой. Знаю я цену тебе, скакун мой крылатый! В этот раз ты унес меня от самой смерти. Благодарен я, не забуду этого даже и на том свете. Эх, разве есть на земле бессмертные существа, будь то человек или лошадь… Если придет твоя смерть — да не приведи этого бог! — то череп твой повешу на шесте у развилки трех дорог, как памятник божественному скакуну. А сейчас жизнь моя зависит от тебя, спаси меня от врагов. Унеси меня до рассвета за перевал в Кой-Кап, вся надежда на тебя, моя любимая Айсарала.

Между тем Айсарала упорно шла куда-то, не повинуясь поводьям. Правда, Иманбай и не старался управлять лошадью. Назойливо скрипело старое рассохшееся седло. Айсарала передергивала кожей на спине и шла с тупым упорством, будто старалась заглушить боль. Иногда Иманбай улавливал какой-то звякающий металлический звук. Оказывается, Айсарала давно уже вытолкнула изо рта удила расхлябанной уздечки и поэтому не повиновалась поводьям.

Долго еще ехал Иманбай. Много гор и ущелий, казалось ему, миновал он. Айсарала все так же шла, сама себе выбирая путь, и только когда стало рассветать, лошадь вдруг остановилась как вкопанная. Иманбай привстал на стременах, глянул впереди себя. И опять перед ним очутилось какое-то белеющее громадное существо.

— О добрый дух дороги! — в смятении пробормотал изумившийся Иманбай. — Откуда ты все появляешься на моем пути? Чего тебе надо от меня, добрый дух? Или ты покровитель мой на трудном пути? Скажи, кто ты и чего привязался ко мне?

Потом он взглянул пристальней, и оказалось, что это был огромный серый камень. Иманбай недоверчиво примолк. Выждав некоторое время, он смущенно промолвил:

— О чудо аллаха! Ты смотри, прикидывается камнем, будто я не догадываюсь, что это добрый дух путника!

Потом Иманбай шевельнулся в седле специально для того, чтобы убедиться, что он жив и что Айсарала, как незыблемый горный хребет, уверенно держит его на своей спине. Убедившись во всем этом, он, сжимая в руке камчу, смело обратился к стоящему впереди огромному камню:

— Эй, чудо, отзовись: кто ты — камень или добрый дух? Что голову морочишь человеку, некогда мне!

Камень молчал.