Когда вечером Сапарбай приехал к нему во двор, Мурат уже ждал его. Он радушно принял гостя, помог сойти с лошади и повел в дом. В доме было чисто, одеяла опрятно прибраны на деревянных нарах, на полу разостланы кошмы. Если Шарше увидел бы это, то, несомненно, тут же сказал бы: «Я же говорил, что он кулак. Смотри, как богато живет!» Сапарбай молча поставил в угол ружье, а сам сел на кошму, подобрав под себя ноги. Уже сидевшие в комнате Заманбек и Керим играли в карты. Они с нарочитой почтительностью уступили место:
— Заходите, аксакал, садитесь сюда!
Сапарбай не подал вида, что понял их иронию, держал себя просто и общительно. Напротив, он был даже очень весел и добр, шутил, смеялся, вызывая общий смех и оживление. На что угрюм был Заманбек, но и тот несколько раз хохотал искренне, до слез, забыв затаенную злобу, и даже похвалил Сапарбая про себя: «Молодец он, черт возьми, чистый и ясный, как звонкая серебряная монета. Хороший джигит… только придется ему погибнуть сегодня…» При этой мысли он побледнел, прикусил губу.
Сапарбай, по-видимому, ничего не подозревал. Он только был, может быть, слишком весел и разговорчив.
Вскоре пришли Султан и Курман, заняли место рядом с сидящими. По кругу пошла буза. Потом Султан сказал:
— Мурат, что же ты томишь нас, давай-ка сюда белого!
Хозяин достал из-под нар водку.
— Мы с тобой друзья и ровесники с самого детства. Да и сейчас ничего такого между нами не произошло, слава богу, до ножей не доходили. Может, ты и таишь против нас зло, а мы желаем только добра! Нам ты можешь верить! — угрюмо произнес Султан, подавая Сапарбаю стакан. — Выпей! Завтра хоть свет вверх дном, а сегодня давай уж погуляем на славу!
Сапарбай принял стакан и сказал:
— Зачем ты так говоришь, Султан? Наше завтра будет светлее, чем сегодня. Так вот я выпью за наше счастливое завтра!
Султан молча мрачно кивнул головой как бы в знак согласия.
Выпили по два раза. Сапарбай стал отказываться, ссылаясь на болезнь сердца, но Султан и Курман упорно настаивали, пришлось пить еще.
Принесли в большой чашке целую гору дымящейся паром вяленой баранины. Каждый брал приглянувшийся кусок. Сапарбай, увлеченный разговором, тоже ел охотно. Кончили мясо, принесли воду мыть руки. Время шло, и постепенно Заманбек стал проявлять странное беспокойство. Он огляделся по сторонам и затем изменил позу: одну ногу высвободил из-под себя, встал на колено, будто приготовился рывком вскочить с места.
— Муке, если осталась буза, налей нам в большую чашку! — сказал он Мурату.
Когда принесли бузу, Заманбек поднес ее к губам, а сам метнул косой взгляд в угол, где стояло прислоненное к стене ружье Сапарбая. Потом он резко поднялся на ноги. Сапарбай в это время тоже шевельнулся.
— Ну что ж, пора расходиться! — сказал он ровным голосом.
Заманбек, не отрывая головы от чашки, мигнул. Султан и Керим разом подались вперед.
В это время на дворе залаяли собаки, послышался топот лошадей. Все замерли на своих местах. Только сейчас Сапарбай почуял какую-то опасность — холод пробежал по его спине. Он встал и взял ружье.
Дверь широко распахнулась, в комнату вошли вооруженные люди. Это были Осмон, Ларион и Абдиш. Сапарбай улыбнулся при виде их.
— Добро пожаловать! — произнес Заманбек, не поднимая головы. — Сплетничали про нас — после мяса пришли.
Ларион ответил ему по-киргизски:
— Нет, наверно, не мы сплетничали, а вы поспешили съесть мясо, чтобы нам не осталось!
— Да ну-у… Мы-то не спешили, но время уже больно позднее…
— Вы меня ищете? — спросил Сапарбай.
— Да, за тобой приехали. Пошли! — сказал Осмон.
— Ну, пошли! — Сапарбай попрощался и вышел.
Когда Сапарбай ушел, Заманбек, удрученный таким неожиданным поворотом дела, подумал: «Недаром он сегодня так весел был… Смерти не было ему… Что же я теперь скажу брату?»
…На дворе стояла прохладная ночь.
— Я немного того, захмелел. А на воздухе сразу легче стало! — проговорил Сапарбай, с наслаждением вдыхая весенний воздух.
— Мы-то беспокоимся, а ты, оказывается, гостишь здесь! — сказал Ларион.
— Да вот пригласили… Что слышно нового?
Ларион ответил неопределенно:
— Что-то затевает саадатовский аил. Сегодня женщины весь день стирали, хлеб пекли.
В это время впереди внезапно показались фигуры конных. Они ехали навстречу.
— Все ли в порядке? — спросил обеспокоенный женский голос.
Сапарбай только теперь узнал Бюбюш. Под ней был горячий, тонконогий конь. Она круто развернула его и поехала между Сапарбаем и Ларионом. Бюбюш, подвязанная кушаком, ловко сидела на лошади и очень походила сейчас на молодого джигита. Вместе с ней к ним присоединились Самтыр, Шарше, а четвертого Сапарбай узнал не сразу. Это был, оказывается, Джакып. Он почему-то молчал, держался в стороне.
— Потише разговаривайте, да давайте сойдем с дороги, чтобы не бросаться в глаза! — предложила Бюбюш.
Через некоторое время они подъехали к оконечности косогора. Здесь река течет спокойней и не так сильно шумит, как в остальных местах. Они остановились у берега, возле двух-трех диких верб. Здесь Бюбюш повторила свой вопрос:
— Ты что-нибудь заметил, Сапаш?