— Ну, вот то-то, в уста твои масла, Самыш! Ходят разговоры, что баев будут высылать, так ты уж пригляди за нами! Мы хотя и были богаты, но силой ни у кого ничего не отбирали, все свое, нажитое… Да, от судьбы, видать, никуда не денешься!.. Вот и я думаю: чем пропадать добру в чужих руках, пусть уж лучше у тебя останется, а я на этот раз похозяйничаю, не спрашивая согласия твоего брата: бери себе жеребца Суркашку, езди на нем, дорогой! Лошадь хорошая, ветром рождена, сам знаешь. Что шагом, что и рысью идет одинаково удобно. Когда мы перекочевывали на дальние стойбища, то я всегда велела седлать себе Суркашку. — Губы Калтар дрогнули, она всхлипнула и вытерла рукавом глаза. — Целый день не сходишь с седла и не устаешь, а рысью идет, так никакой иноходец не сравнится… Да, бывало, откинешься в седле, пустишь поводья и забываешь, что внизу земля, духом в небо уходишь… Эх, жизнь… Как мне досаждает этот бродяга Шарше! Он уже пять раз ездил на Суркашке в город… О аллах, если мы твои люди, защити нас от этого босяка! — Калтар совсем расплакалась и уже не в силах была даже вытереть слезы. — Так лучше уж, Самыш, ты сам езди на жеребце, — добавила она ослабевшим, печальным голосом. — Все-таки свои… мы… Езди, Самыш, себе на удовольствие. — Только теперь она вытерла рукавом слезы. — Кто знает, что ждет впереди, какие времена, так ты уж приглядывай за нами, Самыш!..
Добродушный, жалостливый пастух решил не обижать байбиче, он согласился ездить на жеребце. Как и говорила байбиче, он не мог теперь ходить по аилу пешком: не только Самтыр, окончивший курс в большом городе, но даже подростки не ходили пешком. Раз родился мужчиной, то уж добейся того, чтобы под седлом у тебя была лошадь. Ходить пешком в те времена у киргизов считалось зазорным. В тот день, когда киргиз вынужден идти пешком в другой аил или город, он готов умереть от стыда; что бы то ни было, а лошадь у киргиза должна быть. Самтыр тоже не далеко ушел в этом отношении. «А что, может, и верно она говорит. Лошадь нужна мне, без нее теперь никак не обойтись!» — подумал он.
Орузбай большею частью пропадал в горах с берданкой на плече. На общем собрании коммунистов переизбрали членов бюро. Орузбай, который только и ждал того дня, когда все можно будет передать Самтыру, а самому безвылазно бродить по горам, не задерживая, сдал дела.
— Как-никак ты пожил в городе, окончил годичный курс, теперь давай оправдывай доверие народа! — говорили Самтыру в волкоме. То же самое ему сказали Сапарбай и Бюбюш.
— Ты теперь уже не байский пастух, Самтыр! — говорила ему Бюбюш, сидя на председательском месте, напротив Самтыра. — Ты теперь заместитель председателя аильного исполкома, секретарь парторганизации. Ты побывал в городе, обучился грамоте, теперь помогай нам. Будем работать вместе.
— О-айт, как говорит наш Соке! — смеясь и этим самым выражая свое согласие с Бюбюш, сказал Сапарбай. — А как вы думаете… Самтыр был пастухом и не мог обзавестись своей семьей… Тогда для него это было недоступным. А теперь Самтыр, как верблюжонок, быстро облинявший ранней весной, сбросил с себя все лохмотья и стал вот каким человеком! Теперь юрта Киизбая не пристанище для него. Самтыр должен теперь поставить свой дом, чтобы и у него над очагом кипел свой казан, да и не плохо было бы, чтобы он кое-когда нас в гости приглашал, а? У меня есть предложение: подыскать Самтыру невесту. Если ячейка не против, то давайте быстро решим это дело!
Самтыр покраснел до ушей и не смог произнести ни слова.
Бюбюш радостно привстала с места.
— Секретарь, дай руку! — пожала она руку Сапарбая. — Ты сказал то, что было у меня на уме. Я поддерживаю твое предложение! Я думаю, и Самтыр не против, ну, да куда он денется! Я на него, как на жеребенка, накину недоуздок, пусть попрыгает… Но постойте, кого же выбрать? Вдову не надо, пусть Самтыр женится на девушке. Интересно, есть ли у него кто на примете?
Сапарбай, откинувшись назад, развел обе ладони.
— Ну, это пусть он сам скажет! — Усы молодого джигита дрогнули от улыбки, озорством и удалью блеснули его глаза. — Наверно, есть кто на примете. В советское время тем, кто любит друг друга, жениться никто запретить не может. Калым лежал, как бревно на дороге, теперь его нет. Если ты был байским пастухом и над тобой смеялись, то теперь этого нет. Все зависит от самого Самтыра. Пусть он сам скажет!
По прежней своей привычке Самтыр чуть было не произнес свое ничего не значащее «не знаю», но вовремя спохватился и, покраснев, с трудом выговорил:
— Решайте сами…
— Ну, если так, то положись на нас! — уверенно сказала Бюбюш. — Ты будь главой семьи, а мать твоих будущих детей я уж как-нибудь подберу!