Среди богомольцев

– А тут ещё демон смущает, продолжал он медленным, задумчивым говором: – хочет он истребить остатки надежды, наполняет голову разными сомнениями и неверием. Иной раз явственно слышу, как он шепчет мне на ухо: «что если напрасно ты мучишься? Что если нет жизни загробной?…» Волос подымается дыбом от этих сомнений, напрягаешь все силы веры, – бегаешь, плачешь, молишься, а он всё шепчет: «что если даром?…» Один только духовник в состоянии наставить нас и спасти от этой муки: – его боятся демоны… Да, друг мой, – произнес Анатолий, взглянув на меня: – не понять вам трудов монашеских! '

– Нет, я понимаю их, о. Анатолий, и удивляюсь только, как вы ещё можете жить здесь? Я бы, кажется, давно с ума сошел от такой жизни, или убежал бы отсюда.

– Молитесь! Вы тоже искушены! перебил меня монах. – Зачем же вы забываете могущество божие? То-то и чудо, что он не допускает нас до погибели. Есть какая-то сила, которая приковывает нас к св. горе. Ведь часто у нас является полное отчаянье, и даже решимость бросить все эти труды монашеские и бежать в мир, искать отдыха. Жажда отдыха бывает так велика, что даже все проклятие Афона и страх гнева божие не в силах удержать отшельника. Но чуть решится он, – непременно что-нибудь помешает: или захворает на пути, или вдруг охота пропадает сама собою, или, наконец, просто страшно сделается… Поверьте, что на Афоне редкому не приходит на мысль искушение бегства, а бегут очень немногие. Не сила ли это божия?

Анатолий поднялся и подошел к окну.

– Вы завтра придете к обедне? спросил он.

– Пожалуй, приду, а что?

– У нас завтра похороны: брат один помер.

– И будет значит коливо, и лишняя сотня поклонов в день?

– Да, будет. Отчего ж не помолиться; после и за нас молиться будут. Счастливец! прибавил он со вздохом: – он уже покончил своё дело, достиг чего желал, а когда то мы своё покончим? Может быть ещё много и много трудных годов предстоит нам впереди! Может быть, и не такие искушение испытать придется! Помоги нам Господи! Отпусти скорее грехи непрощённые!…

– Неужели вам так хочется умереть?

– А вам хочется ехать домой, на родину?

– Еще бы!

– Ну и мне тоже. Только моя родина теперь не здесь, а на небе. Здесь мне нечего искать больше; и чем скорее призовет Господь к себе, тем лучше.

Трижды ударили в колокол. Анатолий вздрогнул и взял чётки.

– Пора на правило, уже полночь. Прощайте, друг мой! А мне ещё после канона к духовнику сходить надо: что-то трудно сёгодня.

– А вы так и не ляжете спать?

– Успею выспаться, когда смерть придет.

– Будто вы будете спать на том свете?

– Вы всё шутите! Спать будет только тело в могиле, а душа не спит никогда.

О. Анатолий удалился.

В соседних кельях послышался однообразный, равномерный шелест. То отшельники отсчитывали узаконенное число поклонов утреннего правила.

ІV. Искушения.

Разнообразные виды монашеских искушений и меры принимаемые против них. – Строгость Афонского целомудрия. – Отсутствие женщин и детей. – Иконы мучениц и святых жён. – Тягость и сила плотской брани. – Женщины, посещавшие Афон.

Оторванные от среды родной и закованные в условие жизни подвижнической, монахи, особенно молодые, долго борются с разными искушениями. На Афоне так много искушений, что самое слово «искушение» вошло между монахами в поговорку и составляет одну из особенностей афонского наречия. Первое время мне странно было слышать это слово в таких разговорах, где оно вовсе не клеится, но потом прислушался и даже сам иногда вклеивал его в свои речи.

Сидят, например, монахи на пристани монастырской и глядят в воду.

– Гляди-ко, о. Сергий, рыба-то, искушение!

– Ах, искушение, сколько её привалило! Вот кабы словить, искушение!…

– Как-же, словишь! прытка больно, искушение…

Или в келье разговор слышится:

– Что, отче, завтра в трапезе у нас?

– Бобы, искушение.

– Эка напасть! Хоть бы уйти куда, искушение!… и т. п.