Среда обитания

Вся история с погибшим в Орлинской церкви мужчиной получила неожиданный и зловещий поворот. Вначале Игорю Васильевичу казалось, что достаточно найти точки соприкосновения Николая Михайловича Рожкина, убитого из найденного у Барабанщикова пистолета, и самого Барабанщикова, как все станет ясно. Отыщутся скрытые пружины убийства, найдутся люди, знавшие обоих, скрестятся интересы. Но обернулось все по-иному. Существовал еще один человек, решительный и осторожный одновременно, и потому вдвойне опасный, человек, которому не хотелось, чтобы милиция обыскивала дом Барабанщикова, копалась в его вещах. А может быть, это какой-нибудь маньяк или проходимец вроде Аристарха Антоновича? Человек, который решил уничтожить коллекцию погибшего? Чтобы не досталась ни государству, ни родственникам. Решился ведь Платонов залезть в чужой дом за иконами. Корнилов посмотрел на часы — приближался полдень. Подполковнику не терпелось поскорее узнать, что выходил в Парголове Бугаев, хотя он и подозревал, что никакой сенсационной информации капитан не привезет. Все там проделано опытной рукой.

— Ну что? Пишет ученый? — спросил Игорь Васильевич у Белянчикова, когда тот вошел в кабинет.

— Пишет. Почерк, я вам скажу, у него каллиграфический. Нам бы его на полставки протоколы оформлять.

— А по мне, так следовало ему в колонии месяцев шесть стенгазету выпускать «Солнце всходит и заходит», — проворчал Корнилов. — Только ничего ему не будет. Скорее всего он действительно свои иконы с Озерной унес.

— Чьи бы ни были, а выходит, что он их спас, — сказал Юрий Евгеньевич. — Сгорели бы они за милую душу.

— Это ты, Юрий Евгеньевич, правильно заметил, — усмехнулся подполковник. — Коловращение жизни, как писал О'Генри.

— Игорь Васильевич, — спросил Белянчиков, — а почему ты решил, что Платонов не сбежал, а придет к нам?

— Стереотип мышления... Увидел Аристарх у меня фотографию мертвого Барабанщикова — воспользовался случаем и украл иконы. — Корнилов поморщился. — Свои не свои, но украл! Разницы-то почти никакой, — способ преступный. Поймали его с поличным. Платонов понял: не сумеет доказать, что иконы ему принадлежат, — попадет под суд. Я ему на это намекнул. Ну и подумал Аристарх Антонович, а если посадят? Пропала коллекция! Или реквизируют, или кто-нибудь из «друзей» утянет. Он же наверняка и друзей по своей мерке меряет. А тут возможность подвернулась коллекцию «спасти» — отпустили домой. Я думаю, он свои лучшие иконы погрузил в машину и отвез в надежное место. Скорее всего в деревню. Я видел, машина у него вся в грязи.

— Так это только твои догадки? — разочарованно протянул Белянчиков.

— Догадки мои, товарищ майор, имеют реальное основание. Через час прочитаем опус Аристарха Антоновича — убедимся. А у тебя догадок никаких нет?

— Думаю, что ты меня снова к Рожкиной пошлешь.

— Правильно думаешь. Ее надо еще раз подробно расспросить. И про Барабанщикова, и про Аристарха Антоновича.

Белянчиков кивнул.

— На фото она Барабанщикова не признала, а фамилию могла слышать...

— Кстати, а где она живет? — вдруг спросил подполковник.

— В Озерках... Ну-ка, ну-ка! — спохватился Юрий Евгеньевич. — А Барабанщиков в Парголове. Соседи.

— Вот видишь. Еще одна деталь.

13

Объяснительная записка, которую Аристарх Антонович положил на стол Корнилову, начиналась словами: «Серьезно продумав свое поведение за последние сутки, я пришел к выводу, что непреднамеренно совершил ряд неэтичных поступков. Прежде всего, воспользовавшись имевшимся в моем распоряжении ключом от дома гражданина Барабанщикова, я пытался забрать оттуда принадлежавшие мне редкие иконы XVII века. Кроме того, я нарушил данное представителям милиции слово о невыезде из города. Совершил я эти поступки, находясь в стрессовом состоянии, вызванном беспокойством о возможной утрате для общества уникальных произведений древнерусского искусства...» Подполковник читал объяснение Платонова со смешанным чувством удовлетворения и горечи. Удовлетворения от того, что он не ошибся в оценке характера этого человека, его действий. Платонов писал, что, опасаясь за свою коллекцию, решил отвезти иконы на сохранение к своей бывшей жене, в поселок Вырица. И горечь испытывал Игорь Васильевич из-за неискренности, полуправды, стремления вывернуться, которыми дышало каждое слово в записке. «Сообщаю Вам, что все случившееся явилось для меня горьким нравственным уроком. Готов понести любое моральное наказание».

«Согласен только на моральное наказание, — усмехнулся подполковник. — А на большее не согласен. Ну и фрукт! Долго же придется из него правду вытягивать».

Дальше в записке Платонов опять писал о том, что он интеллигентный человек, пользуется уважением в НИИ и много делает для страны и народа. Сплошная лирика — как называл Корнилов такие пустые словоизвержения, и только один конкретный факт. Платонов указал фамилии и адреса двух человек, которые знают историю приобретения им икон, отданных на реставрацию и присвоенных Барабанщиковым.