Они смотрели на нас — последние выжившие. Так в детских книжках рисуют стаю волков: полукругом сидят, ждут, пока жертва полностью обессилит и свалится с дерева, готовая к употреблению. Немного — особей десять, одиннадцать, вон еще один, и еще… пятнадцать, с лихвой на нас хватит.
Самый крупный канвар взревел и протянул вперед руку. Хари у канваров были недовольные, они начинали понемногу примерзать, но дойдет ли до них, что им давно пора закоченеть, когда рядом приятная и легкая добыча, на которой так замечательно выместить злобу?
Прошлая атака на крепость, удачная поначалу, пока матросы не подняли хай, была свежа в канварьей недолгой памяти. Они и на нас наступали тихо, выставив вперед руки — лапы? — как зомби в дрянном кино. Я быстро бросила взгляд на лестницу — кажется, все-таки все забрались, Ару ждал только меня.
— Валер!..
Канвары поднимаются по откосу, метров пятьдесят у меня есть в запасе. Я кинулась к лестнице, успев увернуться от пролетевшей сверху гнилой доски.
— Лезь, — сурово приказал мне Ару. — Давай лезь. Меня эта лестница все равно не выдержит.
Последний шанс? Я неожиданно для себя обняла его крепко, насколько хватило сил. От Ару пахло порохом, подземельем и тонной дерьма, и я смирилась, что эти запахи останутся со мной вечно.
— Прощай, — прошептала я, зная, что он не слышит. И, не дожидаясь ответных слов, подпрыгнула, стремясь ухватиться за лестницу.
Я старалась подтянуться на слабых руках, проклинала немощный век и не годных ни к чему его жителей. Перекладина выскальзывала, я почувствовала, как сильные руки подхватили меня и закинули выше, я вцепилась в деревяшку и поняла, что она не держится ни на чем и я падаю.
Размокшая земля встретила меня как мать родная, и как огромное количество матерей, которые вечно хотят «как лучше», окатила грязью с ног до головы. Я вскочила, готовая умереть, раз так сталось, и сперва меня сбили с ног, а потом опять земля задрожала.
— Лежи, — разобрала я слова Ару. — Они снова стреляют.
— Какого черта они стреляют по нам? — завопила я. — Кто это?
Грохнул залп из сотен орудий, над головой моей зачпокали пули. Я вжалась в землю, прикрытая телом Ару, и в ушах стоял противный вопль старухи. Канвары орали, пробивая истерический старческий визг, и еще, как мне показалось, я слышала человека.
— Ты живой? — спросила я, замирая от страха, когда на мгновение все затихло. Ару не ответил, но несильно двинул меня по башке. Удивительная у людей здесь забота, и странно, что ее в неизменном виде сквозь эпохи протащили в покинутый мной двадцать первый диджитал-век. Бью ради твоего же блага, а пора бы и научиться словам.
Еще залп, еще, и последнее — стон канвара и ружейный выстрел. И тишина. Ару подождал, слез с меня, я, отряхиваясь как собака, поднялась на четвереньки. Живая, и Ару тоже жив. Повезло. Повезло, что те, кто нас спас, нас не убили. Потрясающе повезло. Как бы к черту такое спасение.
— Где наши? — хекнула я. Рот забился грязью, я подавила рвотный рефлекс и вытащила склизкий лист, задрала голову — никого. И вокруг, сколько я видела, никого, кроме Ару, который тоже казался пустотой озадаченным. Никого, кроме кучи дохлых канваров.
Мистика?
Не критично. Главное, что мы живы. Оторвать головы и сказать спасибо от всей души тем, кто чуть не нашпиговал нас пулями, возможно, я смогу позже.
— Ну что, идем к нашим? — с легкомысленным смешком предложила я, вставая наконец на ноги. — Должен быть какой-нибудь путь наверх.
Глава двадцать первая
— Какого черта они по нам стреляли?
Мы шли, поддерживая друг друга, по мокрой траве, вымокшие как мыши, и волосы мои повисли паклей. Баня, я хочу в баню.
— Кого ты постоянно поминаешь?..
— Э-э… — Я шмыгнула носом и провалилась по лодыжку в чью-то затопленную нору, Ару дернул меня, чтобы я не свалилась совсем.
— Спасибо. Это что-то вроде… поговорки на кораблях, — выкрутилась я. — Матросские суеверия.
— Ни разу не слышал, — озадаченно признался Ару. — А стреляли — да по канварам, по кому же еще.
— А как же мы?
Ару пожал плечами. Я вздохнула. Убей врага, устрани потенциальную или мнимую опасность, сколько при этом погибнет невинных людей — плевать. Я отмела предположение, что нас посчитали за бунтарей, иначе добили бы непременно, но нет, они ликвидировали угрозу и ушли.
— Думаешь, это люди с корабля, который видел Симон?
— Возможно.
— Как-то быстро они здесь оказались, — усомнилась я и замолчала.
Идти было сложно, а главное — ни звука, ни оклика от тех, кто успел подняться. Я признавала, что это правильно, потому что опасности не смотрят в лицо, если есть возможность повернуться к ней задом, если риск получить пинок смерти в тыл ничтожен — беги, не бойся. Жизнь бесценна. Мы шли и не видели ничего похожего на тропинку или лестницу, но постепенно забирались выше. Часики тикали — прошло полтора, может быть, два часа, а конца пути не было видно.