Спрячь меня

– Да, – ответила она с досадным равнодушием. – Только это все не ново. И какие это у меня, интересно, женские слабости?

Кэмпион улыбнулся. Несмотря на ее ошеломительный успех, она неизменно позволяла ему потешиться собственным превосходством.

– Кто придет на ужин?

– Алан Делл – самолеты «Аландел».

– Да ты что? Неожиданно. Я о нем слышал, конечно, но мы незнакомы. Интересный человек?

Вэл замялась, и он бросил на нее пристальный взгляд.

– Не знаю, – ответила она наконец и посмотрела ему в глаза. – По-моему, да. Очень.

Он скорчил гримасу.

– Как ты скора на похвалу.

Она вдруг покраснела.

– Неправда, это не так. И вообще, не могу же я вечно дуть на воду.

В ее протесте звучало оскорбленное достоинство, и Кэмпион вдруг осознал, что его сестра – утонченная и выдающаяся женщина, у которой, безусловно, есть право на личную жизнь. Он сменил тему разговора, в очередной раз почувствовав, что на самом деле она куда старше его.

– В этом шкафу вообще можно курить или это будет святотатство? Помню, я тут как-то раз был, много лет назад. Пероуны, когда бывали в городе, жили здесь. Тогда район был поприличнее и они еще не переехали на Парк-лейн. Я уже забыл, как все выглядело, помню только, что карниз был украшен золотыми пирожными с фруктами. Ты просто революцию тут совершила. Тете Марте нравится ее новый адрес?

– Леди Папендейк совершенно очарована, – весело ответила Вэл, по-прежнему разглядывая свой костюм. – Ее только расстраивает, что торговля происходит близко к парку, но она утешает себя мыслью о «миссии по прославлению Внутренней Богини». Говорю тебе, это храм, а не магазин. А если не храм, тогда «чертова конура Мод Пероун, тесная и промозглая». Но в общем и целом тетя Марта всегда мечтала о чем-то подобном. Есть здесь какое-то величие в духе Папы Папендейка. Ты уже видел ее черненьких пажей?

– В тюрбанах? Это свежее приобретение?

– Временное, – сказала Вэл, отвернулась от зеркала и взяла его под руку. – Пойдем наверх. Обедать будем на крыше.

Покинув приглушенное и недвижимое царство хорошего вкуса, элегантность которого действовала почти угнетающе, Кэмпион с облегчением вошел в рабочий отдел компании Папендейков. Через приоткрытые двери в узкий коридор с голым полом лились лучи света и самые разные шумы – от звона чашек до шипения утюгов, но все перекрывал самый неприятный звук в мире: пронзительный женский щебет.

Навстречу выбежала пожилая женщина в поношенном темно-синем платье с болтавшейся черной игольницей на поясе, которая подпрыгивала в такт шагам, и, улыбнувшись им, прошествовала дальше. Всем своим видом она излучала непоколебимую уверенность в себе, выражавшуюся даже в победоносном перестуке старомодных туфелек. Следом за ней трусил мужчина в костюме, в котором Кэмпион сразу же распознал ненавистный Вэл «полет фантазии». Мужчина явно был чем-то рассержен, но все равно выглядел жалко – карие глаза смотрели по-собачьи, а узкие плечики, казалось, несли на себе все тяготы мира.

– Она мне его не отдает, – сообщил он без какого-либо вступления. – Хотелось бы избежать скандала, но девочки-доставщицы уже ждут, а я обещал, что пришлю белую модель тоже. Это та, что с драпировкой на корсаже.

Он неожиданно правдоподобно показал на себе силуэт корсета.

– Продавщица уже плачет.

Он сам выглядел так, словно вот-вот разрыдается, и Кэмпион невольно почувствовал жалость.

– Так утешьте ее, – бросила Вэл, не замедляя шага, и они ушли вперед, оставив вздыхающего мужчину позади.

– Это Рекс, – пояснила она, пока они карабкались по узкой лестнице, чтобы погрузиться в очередную сеть коридоров. – Тетя говорит, что его, конечно, нельзя назвать настоящей леди, – очередная ее шуточка. Но чем больше узнаешь его, тем больше понимаешь, что это правда.

Кэмпион промолчал. Они прошли мимо группы неопрятных девочек, которые расступились, пропуская их.

– Белошвейки, – пояснила на ходу Вэл. – Тетя предпочитает звать их белошвейками, а не работницами. Они тут работают.

Она распахнула дверь, и его взору открылся просторный чердак. Массивные столы, покрытые сукном, образовывали внушительную подкову, уставленную пугающими безголовыми фигурами, – каждая была утыкана булавками и снабжена этикеткой с именем той, которую столь бескомпромиссно изображала.

Подумав, что самое ужасное в женщинах – это их практицизм, Кэмпион с неохотой оторвал взгляд от манекенов и двинулся вслед за сестрой по последней лестнице, выходившей на небольшую террасу среди печных труб, где их уже ожидал стол под полосатой маркизой.

Лето только началось, над строгими парковыми клумбами нависали круглые зеленые кроны, серые дома Бейсуотер-роуд клубились на горизонте, и в целом пейзаж напоминал цветной панорамный отпечаток Лондона в 18 веке.

Кэмпион присел на белое плетеное кресло и, сощурившись на солнце, посмотрел на сестру.

– Я хочу познакомиться с Джорджией Уэллс. Она точно придет?