Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев"

Крытая галерея шла вокруг манежа и была поднята на высоту двух человеческих ростов, поэтому здесь почти всегда сквозило. В жару это приносило облегчение, теперь же, несмотря на шерстяную мантию, вытягивало крохи тепла из старческих членов. Вартенслебен про себя чертыхнулся, представляя, как будет спускаться по крутой лестнице на изношенных коленях, и уставился на арену, где два огромных жеребца, рыжий и мышино-серого цвета, разворачивались для нового захода.

Манеж представлял собой широкое поле с толстым слоем просеянного речного песка и опилок, здесь имелось четыре «дорожки» с барьерами, а также обширные площадки для отработки более сложных маневров и боковых перемещений. На специальных козлах висели разнокалиберные барабаны, флейты, колокольчики, а также стальные била, чтобы приучать животных к шуму боя. Как правило, здесь было многолюдно, особенно когда манеж стал почти официальной тренировочной площадкой для гетайров императора, быстро превратившихся в новую гвардию. Однако сейчас на большом поле упражнялись только два всадника. Точнее один упражнялся, второй руководил и служил партнером в сложной науке обучения наездника и его четвероногого товарища.

— Ваша светлость! — новый капитан охраны вице-герцогини склонился, высказывая уважение патриарху с подлинно столичным изяществом. Это вызвало у герцога едва заметную усмешку с еще менее заметной ноткой презрения. Старик терпеть не мог все эти фокусы «с подвывертом». Поклону следует быть простым и достодолжным, а не казаться женским реверансом. Ох уж эти мелкие, приближенные герцогской милостью дворянчики… служат, конечно, не за страх, а за совесть, понимая, что благосклонность гастальда-надора, это изумрудный шанс, каковой выпадает лишь раз. Но слишком быстро набираются дешевого лоска. Тьфу!

Вартенслебен хотел было игнорировать слугу дочери, однако вспомнил, что тот, несмотря на бабские повадки, вроде бы вполне достоин и верен, а это качества следует вознаграждать, хотя бы в малости, непременно у всех на виду. Полезно и недорого. Старик милостиво кивнул, и обрадованный капитан присел еще ниже.

Герцог быстро перебрал взглядом свиту младшей дочери, к некоторому облегчению не обнаружил там никого, похожего на очередную любовницу ветреной и сумасбродной Флессы. Все привычные рожи слуг, охраны, доверенных людей и разнообразной клиентелы. В том числе несколько знакомых лиц — шпионы самого Удолара, присматривающие за вице-герцогиней ради ее собственного блага и отцовского спокойствия. Разумеется, при беглом взгляде на доносчиков лицо старика не изменилось даже на толщину волоса.

Герцог оперся локтями на балюстраду, которую недавно сменили, так что приятный смолистый запах все еще пробивался через плотную завесу благовоний и духов. На галерее было многолюдно, внимание присутствующих делилось поровну между личными заботами, а также всадниками, что в очередной раз обменялись уколами кавалерийских мечей, граненых шильев с длинными рукоятями, S-образными гардами.

На рыжем дестрие восседал угольно-черный всадник, защищенный по примеру графа Шотана броней из неполированной стали. Лишь геральдическая фигура, таушированная золотой проволокой, выделялась на левой стороне кирасы, в остальном доспех был таким же, как вышел из мастерской платнера. Серое животное несло воителя в более привычной глазу броне с обильным и довольно-таки безвкусным декором, что буквально кричал «я могу! я богат!». Седло на мышином жеребце имело особую конструкцию, а также массивную, выше обычного заднюю луку для поддержки таза и спины в целом.

Всадники разошлись, готовясь к новой сшибке. У черного сильный удар оппонента разорвал крепление дополнительной нагрудной пластины, та перекосилась и повисла, звеня о кирасу, левый наплечник топорщился, словно его выламывали клещами. Светлый выглядел немного лучше, однако на шлеме выделялась свежая вмятина, и одна рука висела плетью. Судя по явным повреждениям и царапинам на металле, противники гвоздили друг друга всем набором оружия кавалериста, от копий до топоров, перейдя, в конце концов к «пробойникам». Опасная забава… Хотя и необходимая для того, кто намерен доверить жизнь коню и стали.

Герцог поджал губы, сделал вид, что происходящее на манеже никак его не интересует. Когда всадники вновь помчались друг на друга, жужжание разговоров поутихло, внимание толпы сосредоточилось на бойцах.

— Записать, напомнить, — бросил в пустоту герцог, и писец немедленно черкнул стилосом на цере, торопясь запечатлеть мысли господина в точности, без малейшего искажения.

— Другой меч, — диктовал Вартенслебен.