Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев"

Черно-желтый на дороге — в деревнях переполох

Вот схватил одну за волос и в сарайку уволок

Проведем бурнУю ночку и останемся без сил —

Не узнаешь ты, кто мужа твоего в бою срубил!

Порубили на дрова жандармОв едва-едва —

как опять в атаку гонят — значит дали нам бабла,

А на знамени Вдова — слезы, шея, голова

Ты теперь навеки с нами, что же ты не весела?

Нас прозвали «Вдоводелы» — наше дело — делать вдов

Алебардой врежь любому по башке — и он готов.

Всех убьем с большой охотой — только денежки плати

Жалко только вот — до дома нам не всем их донести!

Покатилась голова — и моя жена — вдова!

Ты теперь навек свободна, что же ты не весела?

— Так, а что у нас там?.. — сумрачно задался вопросом Бьярн, и Елена поневоле вздрогнула. Очень уж часто всевозможные (и нездоровые) приключения начинались с констатации «появился кто-то непонятный». Только-только разобрались с одной неприятностью, худо-бедно выползли с не фатальными, однако до крайности неприятными потерями…

Арнцен встал на стременах, как человек-циркуль. Нескладный и худой рыцаренок, следует отметить, тоже незаметно повзрослел за минувшие дни. Простецкое лицо растеряло выражение щенячьей готовности совершать подвиги, утверждать кавалерское достоинство на каждом шагу.

— Да, — согласился он после короткого наблюдения с высоты. — Довольно большой отряд. И… вижу флаг. То есть знамя. То есть… — он смутился, запутавшись.

— Баннер, — ворчливо буркнул искупитель. — Городской флаг с гербом. А что там намалевано… Что?.. Ого… Свинья⁈

— Да, точно! — простецки воскликнул Арнцен. — Желтое поле и посредь оного разъятая на части голова свиньи красного цвета с высунутым языком. Это символ Дре-Фейхана. Они ведь там со свиноводства первую денежку имели. Затем уж побогаче стали, ремесла разные завели.

— Городские… — проворчал искупитель, мотая седой головой с видом человека, узревшего бездну падения нравов.

Впрочем, скорбь Бьярна длилась недолго

— А глянь… те, любезный, сколько там конников? — с умеренной вежливостью попросил он.

— Два-три, плохо видно. И десятка два пеших.

— Не наемники, — рассудил вслух Раньян. — Часть городского ополчения, надо полагать.

— Мстить, что ли, пришли? — удивился Марьядек. — За то, что мы этого сутягу едва не кончили? Так отпустили же.

— Уму непостижимо, — покачал головой Бьярн. Изуродованное лицо разбойника выражало безмерную глубину неподдельного удивления. — Неужто Шапуй уговорил фейханских крыс отправить помощь? С хрена ли город расщедрился? Да еще с такой прытью. Расчехлились быстрее, чем фрельсова дочка снимает перед графом…

Он осекся, искоса глянув на Гамиллу, почесал один из жутких шрамов. Арбалетчица сделала вид, что не расслышала скабрезную ремарку. Подумала немного и предположила в свою очередь:

— Городу нужен дворянин, соблюдающий договоры. Думаю, Кондамина впечатлило достоинство господина… — она красноречиво поглядела в сторону Артиго, который сидел на телеге, по-прежнему в стеганке. Мягкая защита была еще и теплой, так что юноша вновь надел это «пальто» едва его почистили от крови и воды.

— … и его свиты, — продолжила Гамилла. — И свое впечатление он донес до городского управления. Кто у них там… не помню, как это на севере именуется. Наверное, хорошо донес.

Все помолчали, глядя, как от пешего отряда выдвинулся одинокий всадник, махнул рукой с каким-то цветастым предметом, явно приветствуя.

— Шляпа, — хмыкнул Бьярн. — Ну, точно. Шапуй, как есть.

Шапюйи-младший направился к Армии, не слишком торопясь. То ли опасался изрядно выросшего отряда, то ли блюл достоинство, как представитель вольного города.

— Что ж, давайте посмотрим да послушаем, что скажет, — предложил Марьядек. Предложение было странным, не по природе своей, а оттого, что браконьер-актер нечасто выступал застрельщиком чего-либо. Обычно характерный злодей предпочитал соглашаться или не соглашаться с чужим планом. Впрочем, идея показалась здравой, соответствующей моменту.

— Город нам пригодится, — вполголоса вымолвила Елена, обращаясь к Артиго. Для этого пришлось наклониться с коня и, немного подумав, женщина спешилась.

— Да… — с неопределенной интонацией произнес отрок, будто ждал именно этого — когда фамильяр догадается не говорить настолько сверху вниз…

— Мы уже говорили об этом… — вымолвила Елена. — И я продолжала думать. Нельзя прийти к людям и сказать «я ваш правитель». Ну, то есть можно, только мне кажется, добром это не закончится. Потому что… Много званых, но мало избранных.

Елена задумалась на мгновение, соображая, удачно ли получилось щегольнуть случайно задержавшейся в памяти цитатой. Артиго по своему обыкновению молчал, внимательно слушая, и женщина решила, что в любом случае поздно перетолковывать, надо гнуть мысль дальше.

— Придется объяснить людям ясно и понятно, каждому по его разуму — почему именно «ваше величество» достойно владеть империей. А прочие, соответственно, недостойны. И для этого нам самим надо понимать, что такое «империя». Почему и для чего она существует. На каком основании?

— Империя есть империя, — сумрачно произнес Артиго. — Она и была, и пребудет.