Нина потянулась к телефону, чтобы выключить звук, и посмотрела на часы.
– Половина второго, – ужаснулась она. – Матильда, наверное, уже заждалась меня!
– Сколько? – подскочил Цесаркин. – Мне через сорок минут нужно быть в арбитраже. Нина, быстро собираемся!
Они подскочили с кровати и, одевшись впопыхах, вывалились из номера, бегом скатились вниз.
– Расплатись. – Денис протянул Нине карточку. – А я пока выеду с парковки.
Дорогой Цесаркин гнал как бешеный, но около самого города остановился и тихо велел:
– Садись за руль, Нина.
– Зачем? – промямлила она. – Я боюсь.
– Крути баранку, Тарантуль, – хмыкнул Цесаркин и уже серьезно добавил: – Времени мало. Я не успею тебя отвезти на Московскую. Да и около суда очень трудно припарковаться. Ты меня подвези, а потом я домой пешком дотопаю. Мне еще Костика из СИЗО забирать, только сначала неплохо бы бабу Варю домой отвезти. Вон подарки до сих пор в багажнике болтаются.
Нина кивнула и пересела за руль.
– Страшно, – пробормотала Нина.
– Ничего, – успокоил Денис. – Такая же таратайка, как и у тебя. Руль и педали!
«Ага, – пробурчала она про себя. – Руль и педали! Вот именно! Даже поцарапать такую страшно. Ломакин ни за что не доверил бы свою «ласточку», – мысленно вздохнула она и, нажав на педаль газа, медленно тронулась.
Только дома до нее дошел коварный план Цесаркина. Пока Нина управляла Гелендвагеном, она словно забыла о своем увольнении и Вере Рогинской.
– Что-то долго вы совещались, – фыркнула крестная, невольно напоминая об утреннем инциденте. – Ромулька набаловался и заснул, – прошептала она, пытаясь понять, какие эмоции гложут крестницу.
– А меня уволили, Матильда, – хмыкнула Нина и, достав из кармана сотовый, обнаружила двадцать четыре пропущенных вызова от Веры Юрьевны и парочку от Антона.
«Да пошли вы», – мысленно ругнулась Тарантуль, решив никому не перезванивать.
– Как уволили? – всплеснула руками крестная. – За что?
– За роман с твоим родственником, – фыркнула Нина и, зайдя на кухню, потянулась к свежеиспеченным пирожкам, накрытым линялым полотенцем.
– Вкусно, – кивнула Нина. – Люблю твои пирожки с картошкой.
– Ромулька помогал, – улыбнулась Варвара Ивановна. – Вон с краю его лепки. – Она махнула рукой в сторону кособокой выпечки, лежавшей чуть поодаль. –Потом тебя угостит.
– Спасибо тебе. – Нина клюнула сухую морщинистую щеку, поправила седую прядь, выбившуюся из строгой дульки. – Давай чаю попьем, Матильдочка! – предложила она, в глубине души надеясь, что крестная не останется равнодушной к вероломному поступку Рогинской и обязательно что-нибудь присоветует.
– Ты расстроилась? – словно прочитав ее мысли, поинтересовалась крестная и сама себе ответила: – Конечно! О чем я спрашиваю!
– Да, – просипела Нина, жуя пирожок. – Очень неожиданно. Прям на пустом месте.
– Самодура твоя Рогинская, – фыркнула Варвара. – А с другой стороны, и правильно, значит, время пришло!
– Какое время? – не поняла Нина.
– Такое! – шикнула на нее крестная, наливая чай в белые с голубым узором чашки. –На себя работать не хочешь? Или найдешь нового дядю и примешься в его карманы деньги набивать?
– Какого дядю? – уставилась на нее Нина. – Я пока даже не знаю, чего хочу. И уж точно пока новую работу искать не собираюсь.
– Зато я знаю, – вынесла вердикт крестная. – Обожаю, как ты тарелки расписываешь. Думаю, от клиентов отбоя не будет.
– А что? – заинтересованно вскинулась Нина. – Начать можно с обычных тарелок из ИКЕА, а потом наладить собственное производство посуды. А еще расписные часы или керамическую плитку. Знаешь, фартук над рабочей зоной и мойкой можно было бы украсить орнаментами.
– Хорошая идея, – кивнула Варвара. – Вот и займись!
Нина кивнула с набитым ртом.
– Нужно посмотреть старые эскизы, – согласилась она и к приходу Дениса набросала маленький бизнес-план.
Цесаркин аж взвыл от восторга, увидев ее рисунки: нежные цветы и бабочки, ветки черемухи и сирени, виноград, вьющийся по периметру блюда, смешные ежики и белки.
– Ты талант, Нинуля, – восхищенно заметил он и, скрепя сердце, отправился за братом в СИЗО.
Костик, раздраженный и нервный, уже поглядывал на часы, сидя на ступеньках изолятора, а рядом в машину усаживались Ломакин с Белоусовым. Бывший Нинин муж выглядел словно лохматая нечесаная собака, загулявшая на районе. Он мрачно наблюдал, как Цесаркин паркуется неподалеку, одновременно слушая в трубке неведомого собеседника.
«Видать, беседа не из приятных», – сразу определил Денис, видя, как чернеет лицо поэта. Да и Белоусов, стоявший рядом, казался нахохлившимся и встревоженным. Цесаркин нутром почувствовал, что разговор касается его самого. Слишком пристально следил за ним Ломакин, будто зверь за добычей. Да и адвокат явно предостерегал клиента не ввязываться в новые неприятности.