Спойлер: умрут все

— Так мы договорились? — Тварь опускает лапу и разжимает когти. Череп твари пульсирует. Краем глаза Арина Юрьевна замечает, как руки мужа облегчённо падают на стол, но ей самой вовсе не легко.

Тварь наклоняется, и прежде, чем Арина Юрьевна успевает среагировать, облизывает её горячее мокрое лицо от подбородка до лба вывалившимся из пасти пучком волос, заменяющим ей язык. Словно по лицу мазнули обоссаным волчьим хвостищем. Очки слетают с носа учительницы, падают и, судя по звуку, разбиваются.

— Вкусняшка, — алчно оценивает тварь.

Арина Юрьевна хватается за щёки, желая стереть скверну, и кричит, но это жалкий крик, никто вне кухни не услышит, он сразу перерождается во всхлипы с подвываниями. Лицо под ладонями смердит. Вонь чего-то, что выползло в ливень из сточной канавы, всё в гниющей листве и крысином дерьме, попало под солнечные лучи и издохло на тротуаре.

Тварь теряет к ней интерес. Протягивает лапу к лежащему на столе мобильнику и когтем подталкивает его к Павлу Петровичу.

Добавлять ничего не нужно.

Павел Петрович берёт телефон. Руки его трясутся, когда он набирает номер и ждёт ответа, руки — но не голос. Баритон его чист и прекрасен, как на выступлении.

— Алло. Валентина Владимировна? Добрый вечер. Извините за поздний звонок. Это Павел Петрович. Ростик ещё не спит?

***

Следующий вечер. Павел Петрович вглядывается в него, стоя у окна кухни и касаясь стекла кончиком носа. Сумерки наполнены туманом, столь плотным, что, кажется, хлопни в ладоши, и он прольётся дождём. В тумане проплывают глубоководными светящимися рыбинами огни машин. Косматые кляксы фонарей, выстроившихся вереницей вдоль дороги, напоминают эскадру НЛО. Ветер трепет облысевшие деревья, и их тени, увеличенные водной линзой, кажутся великанами, бьющимися в припадке. Павел Петрович старается думать о чём угодно, лишь бы не о том, что происходит в соседней комнате, и ему почти удаётся.

Конфорку залило, надо снять и просушить, а ещё внести в список покупок спички и сахар, завтра в «Пятёрочке» рожки по акции, я прокричал Ростику из ванной чтобы тот проходил в комнату для гостей и мальчика нет уже полчаса, машины, машины, машины едут слишком быстро, в таком-то тумане, и опять эти с мигалками, слишком много их стало, включают мигалки по поводу и без, и Ростик вошёл и сказал: «Свет перегорел» и больше ничего никакого крика, и реклама, реклама, рекламных щитов стало меньше, раньше раздражали, а теперь без них город кажется серым, как декорация, когда свет гаснет, и этот звук за закрытой дверью не звук даже а пульсация точно вскрыли грудную клетку живого ещё динозавра стены ритмично вибрируют прекрати завтра она оно съезжает, раз, два, три, четыре, пять, шесть кто-то приближается…

Приближается Арина Юрьевна, беззвучно, как привидение, и берёт его за руку, останавливая водоворот мыслей. Теперь оба вглядываются в сумерки, каждый догадывается, что в голове другого воцарилось безмыслие, и это прекрасно. Наверное.

Они приходят в себя только после хлопка двери гостевой комнаты — выходит Ростик. Возится в прихожей. Пульсации за стеной как не бывало. Арина Юрьевна удерживает Павла Петровича, не пускает к ученику. Они смотрят друг на друга, ожидая увидеть слёзы, но их глаза сухи. Сделано то, что сделано, и больше слёзы не имеют значения, ничего не поправят. Ростик покидает квартиру, оставив входную дверь нараспашку — супруги понимают это по изменившейся акустике. Минуту-другую спустя он уже шагает через двор к остановке. Не бежит, сломя голову, как следовало бы ожидать, не зовёт на помощь. Словно произошедшее с ним не более серьёзно, чем поход к врачу. А если так, что за процедуру он перенёс?

Арина Юрьевна думает о камнях, найденных ею в гостевой, и внезапно вспоминает прочитанную в детстве сказку о злом великане, который вырывал у людей сердца и заменял на куски мрамора, обещая за то несметные богатства. Слово великан держал: его жертвы богатели — но теряли те качества, которые делали их людьми.

Иногда, думает Арина Юрьевна, для этого камни не требуются. Их случай.

За стеной безобразно хохочет, ухает тварь.