Сплетение душ

Сгубила она и деда Павла. Дед, видишь ли, не соглашался отдавать свою скотину в колхоз. Его, конечно, взяли и расстреляли.

– Лишь бы не было войны, – отрешённо причитала моя мать.

Но её молитвы не помогли.

Двадцать второе июня сорок первого года.

Жизнь не перестраивалась – беспощадно ломалась.

Всеобщая мобилизация!

Лесовоз отца срочно переоборудуют под перевозку новобранцев со всей округи до ближайшей железнодорожной станции. На машину ставят новый кузов, покрашенный зелёной краской, оборудуют скамейками. Борта оклеивают красочными плакатами армейского содержания. Машина и плакаты мне нравятся. Это уже не грязный лесовоз.

До станции сорок километров. Отец делает в сутки два рейса. Кроме его машины на маршруте ещё две. Домой приезжает поздно. С молчаливым вопросом смотрит на мать: нет ли повестки? – «Пока нет».

Но за этой маленькой бумажкой дело не станет. Через две недели принесли и её: «…явиться, при себе иметь…».

Советским Союзом руководили бессребреники.

Доброе слово, тёплая постель и… безграничная власть – вот, собственно и всё, чего они добивались. Как по карте переставляя игрушечных солдатиков, власть отправляла войска на захват то одной, то другой соседней страны.

А враг, по тайному сговору с которым Сталин делил земной шар, оказался вероломным.

Страна целую неделю ждала воззвания Верховного к народу! По этому поводу тётка Шура Антонова, старшая мамина сестра, даже сложила частушку:

Атаману на-ше-му,
Вот так и по-па-ло-то.
Ну и мать его ети,
Не раскрывай хлеба-ло-то!

Припевка неизменно исполнялась с лихим, радостным задором, будто воспевала долгожданную победу. Жила тётя Шура в районном центре – селе Варнавино. Её муж, дядя Саша, получил повестку одновременно с отцом, и теперь она оставалась одна с тремя детьми, мал мала меньше, на руках.

Этим вечером родители, приглушив свет лампы, пораньше уложили меня спать. Засыпая, я видел, как они сидели, нежно обнявшись.

Утром собирались второпях.

Едем к военкомату. Там перемешались призывники и провожающие. Где плач и причитания, где гармошка и плясовая. Отец передаёт машину своему напарнику Николаю Карпову – у того ещё нет повестки, но через неделю уйдёт и он. Мы стоим отдельной группой у деревянного забора, ждём команды. Отец рассеянно суёт мне в руки какую-то сладость и, не отрываясь, молча глядит на мать. Основное, видно, за ночь переговорили.

Мне пять лет. Я мало понимаю происходящее, однако надрывный плач взрослых тяжело давит. Дали команду: «По машинам!»

Вой усилился. На прощание последние, главные слова.