Список войны

То, что стрелки так и не покинули свои окопы, было плохо — свидетельствовало, что никакого наступления не будет — провалилось наступление. Либо, понимая, что силёнок скоплено, в общем-то, мало, мудрое командование перенесло его на другой срок.

Старший лейтенант остановился и, поджидая пехотинцев, выбил изо рта твёрдый комок (это была слюна, смешанная с землёй), рукавом ватника стёр со лба пот. Горько, жалостливо пробормотал:

— Эх, Юра, Юра!

Было жаль Артюхова. Куда тот теперь без ноги, кому он нужен? Родине? В этом Горшков сильно сомневался: наша Родина научилась за последние пятьдесят лет отказываться от своих сыновей, верой и правдой служивших… Так было при царе, так было и после царя.

Двое шустрых потных солдат подползли к нему, молча перехватили Артюхова — тот даже не шевельнулся: в сознание он не пришёл. Горшков закинул за спину автомат, туда же сдвинул объёмистую кирзовую сумку и пополз следом за пехотинцами.

По дороге выкашлял из себя горько — в который уж раз:

— Эх, Юра, Юра!.. — И в глотку набилась горечь, и в грудь, и в сердце — всюду была сплошная горечь. Даже воздух подле этой высотки был горьким.

В окопе Артюхова ждала санинструктор-фельдшерица — угрюмая женщина с тёмными глазами и морщинистым старым ртом: по женскому полу война проходится более жестоко, чем по мужскому, уродует баб, и фельдшерица была наглядным тому примером. Артюхова уложили на плащ-палатку и бегом потащили вдоль хода сообщения в дальний угол — оттуда можно было без особой опаски перескочить в низкую, опаленную чёрным огнём лощину и по ней уйти в тыл.

Горшков проводил земляка, вздохнул зажато — больше ничем помочь Артюхову он не мог, махнул рукой обречённо — в этот красноречивый жест он вложил всю досаду, всю боль, что переполняла его, и двинулся назад, на сопочку: ни Мустафу, ни Соломина оставлять там было нельзя.

Контуженных вообще нельзя оставлять без присмотра.

Наступление не состоялось. Говорят, где-то сбоку пробовали наступать на немцев два стрелковых полка, но ничего у них не получилось — а может, вообще это было не наступление, а обычная разведка боем прошлась по нейтральному пространству с оружием в руках, может, было что-то ещё, — после этого противоборствующие армии вновь встали в долгую оборону. Тем временем высшее командование справедливо посчитало, что слишком накладно держать полновесный артиллерийский полк на бездействующем участке фронта, и перебросило 685-й артполк на юг, под Сталинград, где шли затяжные, очень тяжёлые бои и просвета не было видно, — перебросило целиком, вместе с пушками, людьми, штабными бумагами и знаменем, с дедками хозяйственной роты, обеспечивающей жизнедеятельность командиров, и лошадьми, которые таскали пушки лучше постоянно ломающихся на морозе тракторов.

Наступила зима. Лютая была та зима, каленая, редкая по своей суровости, сволочная…

На постой разведчики определились в одной из задымлённых хат степного села, окружённого глубокой кривой балкой — балка та была согнута подковой и обеими своими торцами упиралась в тощую маленькую реку, которую и ворона могла перепрыгнуть без всякого разбега. Впрочем, как слышал Мустафа, незначительная речушка эта вроде бы впадала в саму Волгу, и это обстоятельство невольно возвышало речку над всем сущим, укоренившимся в здешних местах.

На пол бросили несколько охапок соломы, хозяйка — вдовая беловолосая старуха — вместе с шустрым внуком протопила печку, и разведчики повалились на солому спать — назавтра намечалось всей группой выйти в поиск — слишком много непонятного, мутного было во фронтовой обстановке, слишком всё перемешалось — в иных местах вообще не дано было определить, где свои, а где чужие.

Штаб полка требовал от разведчиков уточнений — надо было совершенно точно знать, где проходят стыки частей, где окопались немецкие артиллеристы и сколько имеют стволов, много ли у противника танков и есть ли среди них новые, именуемое «тиграми», страшные, о которых по фронту идёт недобрая слава — русские пушки, дескать, их не берут — не берут, хотя бьют в лоб; и всё тут! А Горшков в это не верил: нет такой брони, которую бы не взяла русская пушка. Он сам видел, как полковые гаубицы с лёгкостью необыкновенной прошивали толстый крупповский металл, только жиденькая, мгновенно застывающая красная струйка несколько секунд лилась из круглого оплавленного отверстия. Так что пусть про «тигров» не рассказывают сказочки, артиллеристы его полка — мужики учёные…