Список войны

— Тогда поехали, друг, — старший лейтенант махнул рукой, забирая бывшего зека, расписался в ведомости у тщедушного горбоносого младшего политрука, отвечавшего за целостность пополнения, и пошёл к своей машине — полуторке с обломанными бортами — на неё во время бомбёжки рухнуло тяжёлое дерево, — по дороге спросил:

— Чтобы быть полезным в разведке, делать что-нибудь умеешь?

Мустафа неопределённо приподнял одно плечо, почесался о него щекой и произнёс простодушно:

— Не знаю. Может, умею, а может, и нет.

— Ну, например? — Горшков остановился, испытующе посмотрел на Мустафу.

Тот также остановился, сунул руку за голенище и вытащил оттуда нож. Небольшой самодельный финский нож с цветной наборной ручкой и прочными алюминиевыми усиками. Лёгким движением послал нож вниз, себе под сапоги.

Нож всадился в землю по самые усики.

— Ну и что? — недоумённо спросил старший лейтенант. — В чём фокус?

Мустафа молча извлёк нож из земли, снова взмахнул им и лезвие вошло точно в прежний след, в прорезь, оставленную первым ударом, миллиметр в миллиметр. Горшков хмыкнул непроизвольно: а ведь действительно в этом что-то есть… Мустафа тем временем снова выдернул нож из земли и опять вогнал нож в старую щель — в третий раз не нарушил прорезь ни на миллиметр. Предложил:

— Может, попробуете, товарищ старший лейтенант?

— А ведь ей-ей, хрен повторишь? — сомневающимся тоном проговорил Горшков, покачал головой, словно бы осуждая себя за что-то, потом нагнулся, вытащил нож из земли, скребнул пальцем по лезвию. — И не жалко тебе, Мустафа, такой острый нож тупить?

— Я его наточу, это дело недолгое.

Горшков задержал в себе дыхание, будто перед показной стрельбой на учениях, примерился, внёс небольшую поправку, глядя на кончик острия прищуренным глазом, и метнул нож в прорезь, оставленную Мустафой. Крякнул досадливо — нож всадился в землю по самую рукоятку сантиметрах в семи от прорези.

— Тьфу! — сплюнул себе под ноги старший лейтенант. — Наваждение какое-то. Такое простое дело, а мимо почему-то.

Мустафа вежливо рассмеялся.

— Да не наваждение, товарищ старший лейтенант, а тренировка.

Старший лейтенант почувствовал, что он начинает заводиться.

— Дай-ка, попробую ещё разок, — сказал он, берясь за рукоять ножа.

— Попыток не пыток, — коряво, искажённой пословицей, отозвался на это Мустафа.

Вытащив нож, Горшков несколько мгновений держал его в руке, словно проверял на тяжесть, либо искал центр, точно разделяющий черенок с лезвием, поморщился озадаченно, ухватился за нож поудобнее и снова послал его в землю. Опять мимо — до прорези не дотянул сантиметра три.

— Ну-ка, попробуй снова ты, — сказал старший лейтенант, протянул нож Мустафе.

Тот понимающе наклонил голову, ловко перехватил нож и без всяких примерок, без прицеливания, отправил его в землю, в след, оставленный последним броском старшего лейтенанта, затем нагнулся, вытащил финку — движения были отлаженными, точными и, не останавливаясь ни на секунду, сильно и ловко кинул нож себе под сапоги. Только комочки влажной земли брызнули в разные стороны.

Лезвие точно вошло в старый разрез, оставшийся после ударов Мустафы.

— Ловко, — удивлённо произнёс старший лейтенант. — Простая вроде бы вещь, а семь потов надо пролить, прежде чем получится что-то путное…

— Больше, товарищ командир, — серьёзным, даже чуточку опечаленным, а может быть, обиженным тоном проговорил Мустафа, — не семь потов, и не семнадцать, и даже не семьдесят… Для этого надо посидеть в лагере.

— Тьфу, тьфу, тьфу! — недовольно дёрнул головой старший лейтенант. — Лучше не надо… Это нам, пардоньте, совсем ни к чему.

— Тьфу, тьфу, тьфу! — повторил Мустафа плевки старшего лейтенанта. — Я имел в виду совсем не это.

— А в дерево со скольких метров попадаешь? — спросил Горшков.

— Ну-у… если нож с тяжёлым лезвием, утяжелённым ртутью или свинцом, могу даже с двадцати метров попасть.

— А больше?

— Больше — вряд ли.

— Ну-ка, попробуем…

— Не верите? — Мустафа улыбнулся, блеснув чистыми, на удивление молодыми крепкими зубами. — Ваше право. Я бы тоже, наверное, не поверил.

Полуторка старшего лейтенанта стояла под вялой, с обломанными сучьями берёзой. Ствол дерева был сильно посечён осколками. Горшков показал пальцем на берёзу:

— Попробуем?

— Попыток не пыток, — привычно произнёс в ответ Мустафа.

Старший лейтенант подошёл к березе и стал шагами измерять пространство. Отмерив пятнадцать шагов, остановился.

— Ну, Мустафа, сколько метров ещё отматывать?

— Давайте, товарищ командир, как и договорились, остановимся на двадцати.

— Двадцать так двадцать, — произнёс Горшков согласно, отсчитал ещё пять метров и провёл носком сапога на земле черту. — Есть двадцатка. Вот риска.

Мустафа, ловко подкидывая нож и ловя его на ходу — каждый раз нож оказывался наборной ручкой в ладони, приблизился к риске, встал около неё и несколько мгновений стоял молча, вглядываясь в изувеченный ствол и вслепую подкидывая и ловя нож.

Потом, поймав его в очередной раз, сильно взмахнул рукой.

В воздухе раздался свист. Нож нёсся, как пуля, он почти не был виден, достиг берёзового ствола и всадился в него.