Список войны

Мустафа занял место недалеко от Охворостова, кинул в изголовье «сидор», в котором не было больше ни одной консервной банки — всё выставил на «прописку» — и очень скоро провалился в сон.

Снился ему лагерь, те самые светлые минуты, когда раздавали хлеб и в руках оказывалась вкусно пахнущая, приятно-тяжёлая пайка, снилось бронзовое тускловатое солнышко, заползающее за косой край земли и что-то ещё, кажется, кони, точнее — топот их, самих коней не было, а был отчётливо слышен их недалёкий дробные топот, — вот этот топот и снился Мустафе.

И настолько крепок был его сон, что он не услышал, как в клуне появился старший лейтенант, обвёл усталым взглядом людей, остановился на Мустафе и спросил неожиданно:

— Ну как, старшина, годится нам Мустафа, али как? Как считаешь?

— Нормальный мужик. Обучим кое-чему и можно будет пускать в самостоятельную разведку.

— Я тоже так считаю. Забили это дело, Егор Сергеевич. А чего тут у вас с барахольщиками произошло?

— С трофейщиками? Вы и это уже знаете? — брови у старшины сложились удивлённым домиком.

— Ворона в клюве принесла.

— То-то их толстозадый предводитель грозил нам…

— Он свою угрозу выполнил, даже успел накатать на нас телегу, но на его несчастье в штабе оказался начальник разведки корпуса и всё поставил на свои места — барахольщикам даже извиняться пришлось…

— Это хорошо, товарищ командир, — старшина потёр руки, — это мне очень нравится.

— Да и толстяк этот, гауптман, тоже оказался ценным кадром. Всех, кто брал его, велено представить к медалям.

— Отличная новость, товарищ старший лейтенант! — Охворостов проверил пуговицы на гимнастёрке — все ли на месте, застегнул воротник, отряхнулся, сбивая с себя остья сена. — Отлучиться разрешите, товарищ старший лейтенант!

— Это куда же? — Горшков сощурился.

— В штаб!

Старший лейтенант вспомнил девушек-связисток, синеглазую Асю и позавидовал Охворостову, простоте его отношений с дамским полом, — сам он так не умел, робел…

— Давай, старшина, имеешь право!

Старшина сдвинул складки под ремнём гимнастёрки назад, браво выпятил грудь — выглядел он на все «сто».

— Товарищ командир, осмелюсь доложить…

— Ну!

— У меня сегодня день рождения.

Горшков присвистнул удивлённо: совсем забыл на войне, что существуют такие простые штатские штуки, как дни рождения. Господи, да это же совсем из другой жизни, которой уже нет… Проговорил тихо — у него даже голос сел:

— Ох, старшина! Чего же мне тебе подарить?

— Ничего не надо, товарищ старший лейтенант, главное, чтобы вы сами были — это раз, и два — давайте пригласим к нам связисток… Снова. А?

— А почему бы и не пригласить?

— Есть пригласить связисток! — лицо старшины засияло удовлетворённо.

Старший лейтенант позавидовал лихой молодцеватости подчинённого и, устало выплёскивая его из головы, расслабленно опустился на сено, закрыл глаза. Когда открыл — старшины уже не было, он будто растаял.

Хотелось спать. Горшков вновь закрыл глаза и в то же мгновение провалился в тяжёлый непрозрачный сон, — что-то в странном сне этом ухало, колотилось, скрежетало, ворочалось, вызывало беспокойство… У Мустафы сон был один, у старшего лейтенанта — другой. Очнулся Горшков от того, что почувствовал чей-то взгляд. Открыл глаза — Мустафа сидит рядом и внимательно смотрит на него.

— Ты чего, Мустафа?

— Да вот, прокручиваю в мозгу всё, что видел, когда на той стороне были.

— Ну и что?

— Достойное это дело — разведка.

— Без разведки войны не бывает, Мустафа. Всё хотел спросить тебя, да как-то недосуг было, то одно мешало, то другое — ты раньше в армии служил?

— Было дело, товарищ старший лейтенант. Не всё же время я за колючей проволокой сидел.

— В каких частях тянул лямку?

— В пограничных.

Горшков невольно поцецекал языком:

— Неплохо. А как же потом докатился де жизни такой? — старший лейтенант сложил из пальцев решётку.

— Было дело, товарищ командир, — Мустафа вздохнул с досадой — не хотелось ему вспоминать прошлое, — было. По молодости, да по глупости.

— Всё правильно, Мустафа. Каждый из нас бывает и молод и глуп… Даже в старости.

Охворостов вернулся в клуню через двадцать минут, удовлетворённо погладил пальцами усы.

— К вечеру ждём гостей, товарищ старший лейтенант, — сказал он, — узел связи нашего доблестного артиллерийского полка.

Из-под охапки сена выглянул Соломин, звучно поскрёб пальцами щетину на щеках:

— Бриться трэба!

— Не только. Желательно ещё и наодеколониться. Чтобы амбре было такое м-м-м-м, — старшина выразительно втянул в ноздри воздух, — чтобы весь узел связи улёгся к нашим ногам.

— Хай живэ и здравствует дружба между разведчиками и связистами! — Соломин окончательно выдрался из сена, сел. — Товарищ старший лейтенант, как в штабе оценили наши действия в тылу противника?

— На «ять».

— И что нам за это будет? — тон соломинский сделался задумчивым: ответ командира был неопределённым. — Медалей, я так полагаю, нам за это не дадут.

— Ну почему же, пару «зобоэзок» могут дать. — «Зобоэзками» разведчики звали медали «За боевые заслуги». — Вначале дадут, потом добавят… Либо отнимут. В нашей жизни всякое бывало.

— Верно, бывало…