Список Шиндлера

При неоценимой помощи всех этих людей удивительная история Оскара Шиндлера в первый раз предстает в полном виде.

Том Кенэлли

Пролог Осень 1943 года

В Польше стояла глубокая осень, когда из богатого и элегантного многоквартирного дома на улице Страшевского вышел высокий молодой человек в дорогом пальто, под которым виднелся двубортный смокинг на его лацкане красовалась большая, украшенная золотом и черной эмалью Hakenkreuz (свастика), и увидел своего шофера, который, дыша клубами пара, ждал его у открытой дверцы огромного и, что особенно выделялось на этом мрачном фоне, блестящего лимузина марки «Адлер».

– Смотрите под ноги, герр Шиндлер, – сказал шофер. – Все покрыто льдом, как сердце вдовы.

Став свидетелями этой мимолетной сценки на открытом воздухе, мы, тем не менее, обрели почву под ногами. Высокий молодой человек до конца своих дней будет предпочитать носить двубортные смокинги и – поскольку он имел кое-какое отношение к технике – всегда пользоваться большими внушительными машинами и (хотя он и был немцем, а немцы в тот период истории пользовались непререкаемым влиянием) неизменно оставаться человеком, с которым польский шофер может себе позволить по-дружески почтительно пошутить.

Но вряд ли возможно приступить к изложению всей нашей истории, ограничившись столь краткой характеристикой. Ибо она повествует об убедительном триумфе добра над злом, триумфе, который имеет точное и неоспоримое выражение. Когда вы подходите к этой сложной задаче с другой стороны – то есть, когда пытаетесь последовательно и полно рассказать о неоспоримых успехах зла – нетрудно быть проницательным, точным и мудрым, чтобы избегать банальностей. Нетрудно показать неотвратимость зла, пронизывающего всю ткань повествования, хотя порой добро может и одержать верх с помощью таких трудно учитываемых преимуществ, как достоинство и самоуважение. Врожденные человеческие пороки всегда привлекают основное внимание повествователя, врожденная порочность человеческой натуры является питательной средой для историка. Но когда собираешься писать о человеческих добродетелях, такой подход становится рискованным.

«Добродетель», в сущности, столь опасное слово, что возникает необходимость в объяснении его смысла; герр Оскар Шиндлер, который сейчас подвергает опасности свою блистающую обувь на обледенелом тротуаре одного из самых старых и аристократических кварталов Кракова, отнюдь не был добродетельным молодым человеком в привычном смысле этого слова. В городе он снимал квартиру для своей немецкой любовницы и давно крутил роман со своей польской секретаршей. Его жена Эмили предпочитала большую часть времени проводить в их доме в Моравии, хотя порой наезжала в Польшу, чтобы навестить мужа. Тут необходимо уточнить: по отношению ко всем своим женщинам он был любезным и щедрым любовником. Но это не извиняло его, если говорить о привычном понимании слова «добродетель».

К тому же он был далеко не дурак выпить. Порой он выпивал ради чистого удовольствия, доставляемого алкоголем; куда чаще ради осязаемой выгоды ему приходилось пить с коллегами, людьми из СС. Мало кто мог сравниться с ним в умении сохранять ясную голову во время возлияний. И опять-таки это качество – в узком понимании моральных достоинств – не могло служить оправданием его склонности к кутежам. И хотя заслуги герра Шиндлера получили документальное подтверждение, нельзя не сказать о некоторой двойственности его натуры, которая помогла ему существовать или, по крайней мере, иметь дело с продажной и чудовищной системой, заполнившей Европу концентрационными лагерями, в каждом из которых в той или иной мере торжествовала бесчеловечность, превратившая один из народов – о нем предпочитали умалчивать – в нацию узников. Таким образом, может быть, лучше всего ограничиться намеком на столь странные добродетели герра Шиндлера и перейти к повествованию о местах и людях, в общении с которыми они и проявлялись.