Список Шиндлера

После душа всем выдали полосатую тюремную форму и загнали в бараки. Эсэсовцы усадили их в длинные ряды, подобно рабам на галерах, когда спина одного располагалась между раскинутыми ногами того, кто был сзади, а его собственные ноги служили опорой переднему. Таким методом в трех бараках удалось разместить 2000 человек. Немецкие kapo, вооруженные дубинками, наблюдали за порядком, расположившись на стульях у стен. Люди были столь тесно прижаты друг к другу, на пространстве пола не оставалось ни одного свободного дюйма - что, направляясь в туалет, даже с разрешения капо, приходилось передвигаться буквально по головам, выслушивая проклятья.

В центре одного из бараков стояла полевая кухня, в которой варили суп из репы. Возвращаясь из уборной, Польдек Пфефферберг обнаружил, что за кухней присматривает унтер польской армии, которого он знал еще с первых дней войны. Унтер дал Польдеку немного хлеба и позволил ему на ночь расположиться рядом с горячей кухней. Остальным же пришлось провести ночь в тесных рядах на полу.

Каждый день их выгоняли на аппельплац, где им приходилось стоять в молчании не меньше десяти часов. Вечерами, после скудной похлебки, разрешалось гулять вокруг бараков, беседуя друг с другом. В девять вечера раздавался свисток, предписывавший занять на ночь то же неудобное положение, что и раньше.

На второй день на аппельплац явился офицер СС в поисках того, кто составлял список Шиндлера. Похоже, что его так и не прислали из Плачува. Гольдберга, которого в его грубой тюремной форме сотрясала дрожь, привели в контору и потребовали, чтобы он по памяти восстановил его. К концу дня эту работу он не закончил и по возвращении в барак был окружен теми, кто отчаянно молил его о включении в список. Здесь, в этой душной тьме, его дергали и теребили со всех сторон, хотя все его старания привели их лишь в Гросс-Розен. Пемпер и еще несколько человек, протолкавшись к Гольдбергу, стали убеждать его впечатать утром в список имя доктора Александра Биберштейна, брата Марека Биберштейна, который первым стал достойным председателем юденрата в Кракове. В начале этой недели Гольдберг обрадовал Биберштейна, сообщив ему, что он включен в список. И только когда все начали грузиться в теплушки, доктор выяснил, что его нет среди людей Шиндлера. Даже в таком месте, как Гросс-Розен, Метек был настолько уверен в будущем, что угрожал Гольдбергу - после войны с ним рассчитаются, если Биберштейна не окажется в списке.

Наконец, на третий день, сверяясь с восстановленным списком, от всех прочих отделили 800 человек из группы Шиндлера; после посещения вошебойки для очередной помывки, им разрешили посидеть несколько часов перед своими бараками, болтая подобно деревенским кумушкам на завалинках; затем их снова погнали на запасные пути. Получив каждый по куску хлеба, они расположились в теплушках. Никто из охраны, наблюдавшей за погрузкой, не говорил, куда их повезут. Как и предписывалось, все снова расселись на корточках на полу. Все стали по памяти восстанавливать карту Центральной Европы и прикидывать направление пути, судя по косым лучам солнца, которые пробивались на ходу в вентиляторные отверстия у самой крыши. Разместившись на чьих-то плечах, Олек Рознер смог выглянуть в отверстие и сказал, что видит леса и горы. Самые осведомленные стали утверждать, что поезд движется главным образом на юго-запад. Это говорило о том, что они направляются к чехам, но никто не мог утверждать твердо.

Путешествие заняло почти два дня; когда отодвинулись двери, было раннее утро второго дня. Они оказались на станции Цвиттау. Построившись, колонна двинулась через еще спящий городок, жизнь в котором продолжала оставаться на уровне конца тридцатых годов. Даже надписи на стенах «Евреев - вон из Бринлитца» - как ни странно, отдавали чем-то довоенным. Они явились из мира, где с трудом давался каждый вздох. И протесты жителей Цвиттау казались им просто наивными.

Через три мили, следуя вдоль узкоколейки, они втянулись в долинку между холмами, где располагался производственный район Бринлитца, и в утреннем свете увидели перед собой массивные очертания крыла здания Гофманов, преобразованного в Arbeitslager (рабочий лагерь) Бринлитц, с вышками из колючей проволоки, с казармами охраны в пределах лагеря, а за воротами предприятия располагались бараки для заключенных.

И когда, пропуская их, ворота распахнулись, во дворе предприятия появился Оскар в тирольской шляпе.

Глава 33