– Хлопья! – Лизка деловито залезла на стул. Ну еще бы, такое ей не часто доставалось.
Анна чуть подогрела молоко и поставила тарелку перед дочкой.
– Плохое молоко, – попробовала угощение Лизка.
Анна встрепенулась, хороша мать, даже не попробовала сама, прежде чем дать ребенку. Она отхлебнула из Лизкиной миски. Немного непривычное на вкус, но не испорченное.
– Хорошее, Лизунь, побольше хлопьев давай насыплю.
К счастью, Лизка удовлетворилась ответом мамы и сосредоточенно жевала. Наконец, ложка стала подниматься совсем медленно. Лизка широко зевнула и объявила:
– Спать!
Спать, не то слово. Анна взяла ее на руки и отнесла в кровать. Включила торшер и погасила верхний свет. Она гладила Лизку по спинке и волосам, успокаивая и убаюкивая. Уставшая дочка заснула почти сразу. Анна посидела еще немного рядом, потом подоткнула одеяло и ушла раздеваться. Сил на то, чтобы принять ванну, как мечталось, не осталось. Она встала под горячую струю душа и попробовала расслабиться. Бесконечный день подходил к концу. Они вылетели из Москвы поздно вечером, провели в самолете двенадцать часов и приземлились почти ночью. Горячая вода смывала одуряющую усталость. Завтра, всё остальное завтра.
Она нырнула под одеялко, прижалась к теплому боку Лизки и приготовилась заснуть. Нет. Еще одно. Анна сделала усилие, вылезла из кровати, взяла сумку и шмыгнула с ней в ванную. Вытащила листок со списком и вычеркнула первый пункт на пути к мечте.
Первый опыт английского
Утро было не то, чтобы добрым, но хотя бы отдохнувшим. В окна светило солнце. Лизка еще спала, и Анна мышкой выскользнула умываться. Она чистила зубы, когда внезапно прошиб пот, сердце забилось в районе горла, стало трудно дышать. “Я умираю!» – выдал мозг.
Тихо, тихо. Анна сползла по стенке и, стуча зубами, села на пол, обняла себя.
«Все хорошо, я в квартире, никто не умирает, это паническая атака. Сейчас отпустит. Тихо, тихо. Все хорошо», – сквозь стучащие зубы повторяла она, – «Все хорошо. Вон окно, на улице солнце, прислушайся, может слышно птиц».
Гулким гонгом отбивались в голове удары сердца. Сквозь них пение птиц не пробивалось. Минуты через три перестала бить дрожь. Но осталась противная слабость и тошнота. Анна неловко поднялась и, оперевшись о край раковины, подобрала зубную щетку, снова сунула ее в рот. Открыла окошко и подышала. На улице и правда заливалась какая-то птаха.
«Что я наделала? Надо срочно, срочно вернуться назад. Там все знакомое, привычное. Друзья, работа, мама, садик», – обрушилась новая волна паники.
Пришлось опять садиться на пол. На этот раз Анна оставила щетку во рту и продолжила чистить зубы. Вверх-вниз, раз-два, простые ритмичные движения. Мозг потихоньку успокаивался. Фу, как противно. Даже на саму себя нельзя положиться, что ж за жизнь такая.
Конечно, ей было страшно. Но придя в себя, Анна понимала, что бояться в ее случае нормально. Она только что бросила все, что у неё было и переехала на другую половину земного шара ради исполнения мечты. Она стала на двадцать тысяч километров к ней ближе. Но почему же так тревожно, а иногда просто жутко? Разве не должно быть наоборот – предвкушение и радость? Но вместо этого только паника от того, что сама натворила. И все же самолет уже приземлился, она здесь, в Лос-Анджелесе. Теперь надо начинать двигаться, потихоньку, шаг за шагом. Она достала свой список из сумки, которая еще со вчерашнего вечера тут валялась. На сегодня есть один конкретный маленький шаг. И она его сделает. Точнее, они с дочкой.
Лизка спала еще целый час, и Анна благословила это время. Она спокойно разобрала часть вещей, нашла коробочку с кашами. Протерла полочки на кухне, убедилась, что все чисто, никакой грязи или пыли. В холодильнике нашлась еще одна пачка молока, и Анна решила залить Лизке кашу не водой, а горячим молоком. В дверь постучали, Анна подпрыгнула. Она поспешно накинула сверху халат. К счастью, он тоже был среди разобранных вещей в чемодане.
– Кто там? – спросила она на английском.
Ответил женский голос, но совершенно неразборчиво.
Анна приоткрыла дверь. За ней стояла довольно молодая женщина в спортивном костюме. Она затараторила что-то, радостно улыбаясь.
Что за черт, Анна же учила язык и в школе, и в институте. Почему она ничего не понимает.
– Алекс, Алекс, – выловила она наконец из потока речи. Алекс! Это же ее домовладелица. Анна улыбнулась в ответ и пригласила Алекс войти. Но та замахала руками и что-то продолжила объяснять. Анна чувствовала себя ужасно глупо. Они отлично переписывались, когда договаривались о сдаче квартиры, и там все было понятно. Но сейчас в беглой устной речи Анна с трудом выхватывала отдельные слова. Наконец, Алекс поняла, в чем проблема, и замедлилась.
– Ковер. Мокрый, – выцепила Анна и закивала. Мокрый, да, очень мокрый.
– Химчистка вчера, не успел высохнуть. Она извиняется, за день досохнет, – понимать стало чуть легче.
– Спасибо большое за молоко и хлопья, пригодились вчера и медведь дочке понравился.