— Да, — сказала Скалли и поднялась. Молдер тоже встал со своего стула; Скалли шагнула к двери, взялась за ручку, но ее напарник медлил. Казалось, он еще что-то хочет спросить.
— Молдер, — резко произнесла Скалли, распахивая дверь. — Ты идешь?
И тут она увидела стоящего к ней спиной рослого человека. На фоне узкого зарешеченного оконца, в сумраке коридора он казался черным. Впрочем, он тут же обернулся и действительно оказался афро; но Скалли обмерла, конечно же, не от цвета его кожи — это был тот самый человек, который назвался Пармелли и первым рассказал ей про список Нича.
— Я вас предупреждал, — прошептал он. — Это уже третий.
Скалли попятилась. Пармелли порывисто отвернулся и широченными шагами, немного враскачку, но на удивление мягко и почти совершенно неслышно пошел прочь по коридору. Мгновение — и он исчез за поворотом.
У Скалли задрожали губы. Она оглянулась в кабинет Бакли — но мужчины, похоже, ничего не заметили, эта мгновенная мистерия прошла мимо них. Бакли выжидательно и, казалось, враждебно смотрел на Молдера. Молдер в нерешительности нависал над его столом и явно мялся.
— Директор, — проговорил он наконец. — Мистер Бакли…
— Да?
— Кто был палачом Нича?
Бакли сморщился.
— Это совершенно конфиденциальная информация.
— Я понимаю. Но скажите, сколько человек знают его имя.
— Со мной — трое. Мы помещаем объявление в газете, потом платим наемнику наличными. Никаких лишних бумаг. Никакой волокиты и никаких чужих ушей и глаз. Таков порядок.
— Мистер Бакли. Вам не приходило в голову, что его жизнь в опасности?
В глазах Бакли что-то дрогнуло, но голос его остался тверд.
— Чушь. Это совершенно исключено.
— Молдер, — позвала Скалли, — ты идешь, наконец?
— Да-да, Скалли, сейчас… Мистер Бакли, а как вы думаете, Нич знал имя палача?
— Нет. Разумеется, нет.
— А мог он как-то его узнать, пока был жив?
— Что это вы имеете в виду? — немного помедлив, с какой-то непонятной угрозой в голосе вопросом на вопрос ответил Бакли, — Пока был жив… А вы уже прикидываете, не мог ли он его узнать после смерти?
— После смерти, наверное, любая информация становится доступной, но говорить об этом бессмысленно. Что мы знаем о том, что происходит после смерти, и происходит ли… Понимаете… Мне очень нужно знать имя. Дальше нас это не уйдет, но ситуация критическая. Если с палачом ничего не случилось, значит, все хорошо. И пусть. А если случилось… если случилось, значит, все убийства совершает один из всего лишь четырех.
— Я сказал, имя палача известно трем людям, включая меня. И один из них, между прочим, уже мертв.
— Вот как… Но под четвертым, — ответил Молдер тихонько, — я имел в виду Нича.
— Иисусе… — сказал Бакли.
В третий раз за эти двое суток они шли в амбулаторию исправительного заведения Ист-Пойнт. Потому что там появился уже третий труп.
Труп был.
А вот личинок в нем не было.
Молдер наклонился к уху Скалли и едва слышно, так, чтоб не разобрали ни щеголеватый врач, ни вконец измотанный даже с виду и почему-то все более ожесточающийся директор тюрьмы, сказал:
— Это не третий.
— Что? — громко спросила Скалли. — Что значит: не третий? А какой?
Директор тюрьмы глянул на нее с ужасом. И Молдер ничего не ответил Скалли.
Зато в доме мистера Саймона Холленбаха, известного в Куинси дантиста и, судя по развешанным на стенах его гостиной любительским фотографиям, заядлого рыболова, мух было полно. Молдер и Скалли добрались по указанному директором тюрьмы адресу в пятнадцать двадцать три. В пятнадцать тридцать семь они обнаружили труп мистера Холленбаха. Труп сидел на стуле в мансарде второго этажа, над ним с гулом вились черные, глянцевито посверкивающие струи, и весь он был полон личинок.
Не Не Не
…Сперанза яростно тряс проволоками прически и размахивал руками у Молдера перед носом. Он словно распекал нерадивого подчиненного.
— Я вас предупреждал! Я же предупреждал вас вчера!
— Вы рассказали мне все, кроме того, что должны были рассказать! — вконец потеряв терпение, гаркнул Молдер; он тоже был не железный. Сперанза осекся. — Кто еще в списке? Ну, живо!
Сперанза съежился. Спрятал глаза. «Такие, как он, — подумал Молдер, — быстро теряются, встречая достойный отпор. То есть хамство. Другого достойного отпора они не признают и, наверное, просто не понимают. Наверное, этот щеголь будет очень предан тому, кто возьмет на себя труд его регулярно и больно бить. Понятно, почему он так сошелся с Ничем».
— Я не могу вам этого сказать, — пробормотал Сперанза.
— То есть пусть люди умирают?
— Это их проблемы.
— Слушайте, Сперанза. Если убийства захотят на кого-нибудь повесить, скорее всего, выберут козлом отпущения вас.
— Это почему?
— Потому что вы, наверное, единственный, кто ухитрялся как-то приятельствовать с Ничем.
— И что?
— А ничего. Одиночка, один час в неделю прогулки, ни свиданий, ни спортзала, ни телевизора, ни телефона. И Бог знает, что еще для таких ситуаций здесь предусмотрено на сладкое. Вам это надо? Отвечайте: кто еще в списке?
Сперанза мялся. Он явно не хотел в одиночку. И все-таки в конце концов выдавил:
— Я не могу вам сказать.
— Боитесь Нича?