— Скалли, всякая серьезная мировая религия одним из основных своих моментов имеет веру в загробную жизнь. Так или иначе, в той или иной форме. Переселение душ, перевоплощение, воскресение на том свете, воскресение телесное после Страшного Суда… Не может быть, чтобы миллионы… миллиарды людей так фатально ошибались из века в век.
— Прости, Молдер, но про переселение душ в катехизисе ничего не сказано.
— Однако и в христианстве душа бессмертна, а смертна лишь ее плотская оболочка. Мне не дает покоя одно противоречие. Нич мнил себя Богом, для Бога нет никаких сроков, никаких пределов, верно?
— Разумеется.
— Тогда почему он сам себе установил крайний срок свершения мести? Сорок дней… Это нелогично.
— Нелепо ожидать логики от человека, который с минуты на минуту ждет, что сквозь него пустят разряд в несколько тысяч вольт.
— Но его речь наверняка, наверняка, Скалли, была продумана заранее.
— И что такое сорок дней?
— Это срок, на протяжении которого душа умершего еще пребывает здесь, на земле. Срок ее последнего испытания, после которого она либо опускается в ад, либо поднимается в рай. Срок ее последних, самых страшных искушений. В православии, насколько я помню, этот период называют воздушными мытарствами.
— О Боже! — простонала Скалли. — Вот только православия нам сейчас не хватало! Нич не очень-то похож на русского, а, Молдер?
— Причем тут национальность…
— Я готова предложить тебе гораздо более правдоподобное объяснение. И, что немаловажно, из него можно уяснить, что нам делать дальше. А из твоих умозаключений следует, по-моему, лишь одно: всем надлежит немедленно пасть на колени и молиться.
— Не уверен… Хорошо, расскажи, я слушаю.
— Ну спасибо. Снизошел… Так вот. В тюрьме возник заговор, скорее всего, непосредственно против директора Бакли и, закономерным образом, против всех наиболее преданных ему людей. В чем смысл заговора и в чем его причина — пока не стоит гадать, это просто надо выяснять. Но сам факт такого заговора, по-моему, уже не подлежит сомнению. Чтобы пустить нас по ложному следу, хотя бы на время… а может, устроить и в газетах шумиху, ведь стоит только кому-то из писак пронюхать о списке и посмертной мести — тут начнется столпотворение… была придумана история со списком. Верхушка заговора, скорее всего, среди персонала тюрьмы, а не среди заключенных, но кто-то из заключенных вовлечен. Тот же Нич. Вероятно, его выбрали именно за его нестандартность и странные увлечения, уговорили, чтоб напустить побольше туману, произнести эту речь перед смертью, что-то пообещав…
— Что можно пообещать человеку, который вот-вот покинет сей мир?
— Мало ли… У него ведь есть жена?
Несколько мгновений агенты молчали. Все и впрямь выглядело так логично…
— Кстати, с его женой мы еще не беседовали, — проговорил Молдер.
— Слава Богу, — сказала Скалли. — Кажется, разумные доводы еще не перестали до тебя доходить. Значит, есть надежда на раскрытие дела.
— Как сказать… — уклончиво ответил Молдер. — Но с миссис Мэнли повидаться действительно стоит. Тут ты кругом права.
— Молдер, — с мягкой укоризной в голосе произнесла Скалли. Ей понравилось, что напарник признал свою ошибку, и теперь она была готова отнестись к его заумным построениям вполне снисходительно. — Молдер. Ну подумай сам. Даже если предположить… невероятное. Неужели, если бы тебе дана была возможность пошататься еще сорок дней на земле, среди, так сказать, родных и близких… призовая игра, понимаешь ли, бонус… ты потратил бы это время на то, чтобы кого-то опять мочить? Как будто тебе этого занятия при жизни не хватило?
— В том-то и дело, Скалли, — ответил Молдер и, пряча глаза, поднялся со своего стула. — В том-то и дело.
…Рок бодро отжимался на полу камеры. Он старался следить за своим физическим состоянием, вопреки всякой логике рассчитывая раньше или позже как-то выбраться отсюда на волю, — а там-то уж хилых не терпят. Впрочем, как и здесь. В этом смысле воля и тюрьма не слишком-то отличаются друг от друга; можно даже сказать, совсем не отличаются.
Хотя сейчас стало не до призрачной воли. Хоть куда-то удрать отсюда, пусть в другую тюрьму — лишь бы подальше. Неужели эти фраера из ФБР не купятся? Хреново, если так. Если какому-то здешнему придурку, чтобы запудрить всем мозги, пришло в голову мочить всех, с кем Нич был на ножах, — ' только вопрос времени, когда кишки выпустят и ему, Року. Сваливать, сваливать поскорее!
Охранник застал его врасплох.
— Рок, на выход.
— Куда это?
— После физкультуры от тебя слишком разит. Надо принять душ. Давай-ка руки.
Щелкнули, стиснув запястья, стальные браслеты.
— За что? Нет, я спрашиваю, за что? Какое право…
— Заткнись, ублюдок. С тобой хотят малость потолковать.
— В душевых?
— Именно в душевых. Я же сказал: от тебя слишком разит потом.
В душевых частенько били. И зэки друг друга, и охранники зэков — тех, кто терял разумение и слишком уж выеживался.
— Не пойду!
— Пойдешь.
Конечно, пришлось пойти.