Он заказал «Цезарь» и мгновенно его сожрал. Напротив сидела девушка старшеклассного возраста, одна, без друзей и подруг: читала что-то толстое, серьезное, жаль — некрасивая, можно было бы… Он замечал, как она украдкой взглядывает на него, отрываясь от книги, набирается решимости и улыбается. Свиридов улыбнулся в ответ. Она тут же отложила книгу и направилась к нему.
— Ой, простите, ради Бога. Никогда в кафе не пристаю. Вы Свиридов?
— Типа да.
— Я, понимаете, про вас читала в «Дне». «На дне». Вы такой герой прямо!
— Да что там, — небрежно сказал Свиридов.
— Нет, правда. У нас в институте ужасные вещи говорят про этот список.
Свиридов опять напрягся. Одного боярина при Грозном казнили, обливая то кипящей, то ледяной водой, и скоро кожа слезла с него, как чулок.
— В каком институте?
— В Академии права. Там у нас есть ребята, у них родители, понимаете, с самых верхов. Они говорят, что это список на что-то ужасное. Что чуть ли не публичные травли и все. А вы ничего не боитесь, сидите так запросто. Я думала, вы уже спрятались куда-нибудь.
— Ну куда же мне прятаться. — Он все еще держался. — А что за ребята, которые говорят?
— Да это… — Она отмахнулась. — Мажоры, их всегда полно. Не расспрашивать же. Ой, что я пугаю-то вас? Может, они врут все.
— Да вы присаживайтесь, — сказал Свиридов.
— Нет, нет, я побегу. Что же мне грузить вас? Вы просто знайте, что мы все следим. И очень восхищаемся.
— Чем восхищаться-то, девушка? Как вас зовут, кстати?
— Алена, но я же не для этого. Я не чтобы познакомиться, а то вы подумаете не знаю что. Я просто, чтобы вы знали. И держитесь.
— Продержусь, продержусь. Но вы хоть телефон оставьте!
Она смутилась.
— Нет, ну зачем… Я же не для того, чтобы…
— Ну и я не для того, чтобы. А просто — вдруг в кино пойти.
Она колебалась.
— Ой, нет, знаете… Это вам же лучше. Не надо.
Она все-таки боится, понял он. Она боится человека из списка. Подойти, выразить сочувствие — это пожалуйста, но дать телефон — уже заразиться.
— Ну ладно, — сказал Свиридов. — Бегите, учите право.
— Да, да, — сказала она с огромным облегчением, таким же стыдным, как его собственный поросячий визг полчаса назад. — Да, спасибо. Пока.
И она убежала, а Свиридов заказал сто грамм. Вот тебе и национально ориентированная элита. Он просто понял, что я в списке, а значит, выхода у меня нет. И теперь я напишу ему национально ориентированный учебник, а он заплатит мне, как негру. Погоди же, будет тебе учебник, такой учебник, что у тебя после него отберут все фехтование вчистую. Что ж это за страна стала, Господи Боже мой, у всех жижа внутри. Не урод же я, в конце концов, не старик, — что же она, дрянь такая, бежит, как от заразы? Да я и есть прокаженный, хватит иллюзий.
В эту секунду зазвонил мобильник.
— Але, — требовательно сказал мужской голос. — Ломакин Валя.
— Слушаю, — кисло ответил Свиридов.
— Кофеек попиваем?
Свиридов опешил.
— Ты тут, что ли?
Ломакин захохотал.
— Суперприбор! — воскликнул он. — Пеленгонавигатор Гэ-три, на российских спутниках, последняя модель. В серийную продажу пойдет с января, а я уже. Я квартал для ФАПСИ строю, на Черкизовском, вместо рынка. Звоню тебе и вижу: ты на метро «Аэропорт» в кофехаусе, говенном, но с вай-фаем. Через двадцать минут тебя отсюда заберут, никуда не уходи. Если уйдешь, все равно найду, — он опять расхохотался и отключился.
За что столько внимания одному сценаристу? Совсем уже больше никого не осталось — пеленговать?
Черная шестая «ауди» приехала через четверть часа. Свиридов курил перед входом в кофехаус. Шофер выскочил и распахнул перед ним заднюю дверцу. За все время пути — минут десять по третьему кольцу — он не проронил ни слова. Неслись быстро, бесшумно и нагло.