Списанные

Кажется, он с трудом удержался, чтобы не скомандовать «кругом». Свиридов повернулся и вышел, чувствуя себя оглушенным, оплеванным и ограбленным. Секретарша Кафельникова Марина смотрела на него с состраданием. Марину Кафельников таскал за собой по всем должностям, притащил и на «Экстру». Обычно она раздражала Свиридова постоянной улыбкой и маленькими короткопалыми ручками. Ей было за сорок и даже, пожалуй, под пятьдесят, но она, как и Вечная Люба, казалась женщиной без возраста — просто Любиным эликсиром юности были подъездные скандалы, а Марининым, надо полагать, подобострастие, с которым на нее смотрели посетители шефа.

Но на этот раз она смотрела на Свиридова без дежурной улыбки, и в ее прозрачных кукольных глазах — еще светлей и невинней, чем у Кафельникова, — читалось нечто вроде сочувствия. Должно быть, Свиридов выглядел хуже некуда.

— Сережа, — сказала она тихо, — все образуется.

— Что образуется, Марина Сергеевна? — бешеным шепотом спросил Свиридов. — Что должно образоваться? Я ни черта не понимаю, что происходит.

— Сережа, — еще тише сказала она, — происходит то, что здесь с утра был Сазонов. Ну Коля, вы знаете.

— Знаю, и что?

— Ничего, — совсем беззвучно продолжала Марина. — Вы только тише. Я вам что хочу сказать. Вам не надо дружить с этим человеком.

— Почему?

— Он плохой человек. Вы ему ничего не рассказывайте, хотя он и так поймет. Я про него кое-что знаю. — Марина многозначительно поджала губы. — Для него люди — пфу. Если у вас что раньше с ним было, разговоры или что, то больше не надо. Он вам сделает нехорошо.

— Слушайте, какое нехорошо? Надо ж хоть представлять, в чем вообще дело…

— Дело в том, что он сюда успел до вас, — сказала секретарша, показывая глазами на дверь кабинета. — Як вам по-хорошему, давайте и вы по-хорошему. Я не знаю, как там и что, но вы с ним будьте осторожны. Я в людях понимаю, тут через меня всякие прошли. Поняли? Ну идите, все уладится.

Он кивнул и вышел. Кое-что начало вырисовываться.

— Сазонов у себя? — спросил он референтку.

— У себя.

Разговаривать с Сазоновым здесь не имело смысла — получилось бы, что Кафельников его выдал, а он не выдал, сука, спрятал доносчика. Идиот, обругал себя Свиридов, у кого искал сочувствия! «Коля, я в списке!» На ватных ногах он спустился вниз, завел «жигуля» и поехал на почту. В сторону Ленинского было посвободнее, хотя на Сущевке перед тоннелем снова встал минут на пять. Главное — никого не задеть. Теперь, когда он в списке, любая проблема вырастала в катастрофу, царапина оборачивалась трофической язвой, — надо контролировать себя очень тщательно. На беду, Свиридов этого не умел. Он привык, что первое побуждение — верное. Теперь надо было все время оглядываться: вести машину без риска, на улице не выделяться из толпы, а разговаривая, взвешивать каждое слово.

На почте выяснилось, что корреспонденцию ему не могут выдать без паспорта; он прыгнул в машину и понесся за документом. Люба уже заняла наблюдательный пост.

— Сереж! — окликнула она его. — Ты што не здороваесся!

— Здравствуйте, — сказал Свиридов, артикулируя каждую букву. Он достиг нужного градуса бешенства, в ушах шумело. — Как поживаете, как испражнение кишечника?

— Ты на почте был? — пропустив испражнение мимо ушей, спросила Люба. — Ты смотри, там повестка, надо забрать.

— Я как раз туда еду, — широко улыбнулся Свиридов. — Вам в магазине ничего не нужно? Я бы прикупил.

— Ты себе прикупи, — Люба поджала губы. — Ты так не разговаривай со мной. Я всяких тут повидала. — Свиридов порадовался совпадению ее лексики с Марининой. — Я тебя вот такого знаю, твой дед всегда со мной здоровался…

Свиридов вбежал в подъезд, хлопнул дверью и вызвал лифт. Паспорт лежал у него в верхнем ящике старого дедова стола. Как бы это выбежать из дома, чтобы миновать Любу? Но когда он выходил — буквально три минуты спустя, — Люба уже пересказывала разговор со Свиридовым климактерической Матильде. Свиридов промчался мимо как живая иллюстрация.

— Вон он, вон он! — закричала Люба. — Побежал! Ты знаешь с кем так разговаривать будешь? Ты с бабами своими так разговаривать будешь, которых водишь сюда!

Свиридов уже прыгнул в машину. Отвечать он считал неприличным. Почему она прицепилась именно сейчас, недоумевал он, нюх у нее, что ли? Прямо чувствует, когда можно травить…

На почте долго изучали паспорт, потребовали ИНН, — все документы, включая пенсионное свидетельство, хранились у Свиридова вместе, и он захватил их, будучи внутренне готов к такому обороту. Обошлось, по крайней мере, без детектора лжи.

— Что же вы не предупредили, что уезжаете! — укоризненно сказала ему потная сливочная блондинка лет двадцати двух.

— А что, я должен отчитываться?

— Отчитываться не отчитываться, а зайти предупредить можно. Мы должны на почте знать перемещения, нет?

— Еще чего, — сказал Свиридов. — Почему почта должна контролировать мои перемещения? Вам анализы мои не нужны?