У обочины стоял белый фургон почтовой службы с надписью «ФедЭкс».
— Через заднюю дверь, — скомандовала она.
Джейк открыл скрипнувшую дверцу.
Мэгги вскрикнула и заслонила собой Дилана от страшной сцены. На полу фургона брошенной куклой лежало тело молодой женщины. В ее голове зияло пулевое отверстие. Пол фургона покрыла липкая кровь.
— Залезай, — сказала Орхидея. Джейк подчинился. В ноздри ударил запах железа. Он узнал женщину по курчавым рыжим волосам — Синди, соседка Мэгги по Ривенделлу.
Орхидея указала на правую стенку:
— Надень!
Со стены свисал ремень — толстый, черный, оканчивающийся пластмассовой коробкой размером с книгу карманного формата. Джейк обернул ремень вокруг поясницы. Он догадался, для чего тот предназначен.
Орхидея постучала пальцами по бедру, посылая команду.
Пояс на Джейке загудел, пятьдесят тысяч вольт ударили в позвоночник. Джейк упал на колени, сжимая ладони в кулаки и скрипя зубами.
— Это лишь предупреждение, — заметила Орхидея. — Если включу на полную мощность, отбросишь коньки. — Она указала на труп Синди: — Вытащи ее из машины. Брось в лесу. Закидай чем-нибудь, чтобы не сразу нашли.
Джейк выполнил приказание и взвалил на плечо безжизненное тело. Он старался не обращать внимания на прикосновение холодной липкой кожи, на страшную белизну мертвых рук. Внезапно налетело воспоминание — он за рычагами бульдозера, зарывает в песок иракских солдат, словно они не люди, а дерьмо в лотке кошачьего туалета. И тут он замечает торчащую из песка кисть, сжимающую ботинок. Бедняга, видимо, не успев толком проснуться, бросился бежать и схватил первое, что подвернулось под руку.
«Кончай!» — приказал себе Джейк, усилием воли заставляя себя сосредоточиться на ситуации. Он понимал свою задачу. Солдат внутри его понимал. Китаянку нужно остановить любой ценой.
Джейк опустил Синди на опавшую листву, осмотрелся по сторонам. Расстояние приличное, можно попытаться сбежать или хотя бы привлечь внимание. Лес выходил на оживленную дорогу. Джейк украдкой глянул через плечо на фургон. Дилан плакал, Мэгги пыталась его утешить. Орхидея наблюдала за действиями пленника, приставив пистолет к голове Мэгги. Не повышая голос, но достаточно внятно китаянка скомандовала:
— Назад!
30
— Наблюдаемый почти два часа не менял позу, — сообщил Стэн Роббинс, агент, назначенный присматривать за Китано.
Роббинс и Данн сидели в защищенном от прослушивания конференц-зале Совета национальной безопасности в административном блоке Эйзенхауэра, уродце площадью шестьсот квадратных футов через дорогу от западного крыла Белого дома. На подвешенном к потолку экране — видеоизображение, передаваемое в реальном времени из камеры Хитоси Китано в федеральной тюрьме строгого режима Хэзлтон, штат Западная Виргиния.
Данн впервые встретился с Китано более двадцати лет назад, когда был мало кому известным профессором Йельского университета. Старого японца привлекла докторская диссертация Данна, посвященная распаду Советского Союза — тогда еще только воображаемому — и подъему Китая. Хитоси Китано к тому времени стал одним из самых богатых людей Японии. Их дружба оборвалась год десять месяцев назад, когда восьмидесятитрехлетнего Китано заключили в Хэзлтон. Последние шестьдесят лет его жизни начались и закончились отсидкой в американской тюрьме. Данн настоял, чтобы ФБР следило за каждым шагом Китано в заключении. От Роббинса требовалась не только постоянная бдительность, но и масса канцелярской отчетности. В распоряжении ФБР двенадцать тысяч агентов — не обеднеют. Когда речь шла о Китано и узумаки, Данн не позволял ни малейших послаблений.
Видеокамера наблюдения за Китано помещалась в плафоне под потолком. Метка времени показывала четыре часа сорок одну минуту пополудни. Почему он ведет себя так странно? Данн много дал бы за возможность проникнуть в мысли заключенного.
Лоуренс осмотрел пространство камеры. Три книги на настенной полке.
— О чем книги?
— Одна о голубиных гонках.
— Он давно увлекается голубями, — согласился Данн. — Больше всего его интересуют состязания на длинных дистанциях. Два года назад, непосредственно перед посадкой в тюрьму, один из его голубей выиграл двенадцатую южноафриканскую гонку в Сан-Сити с призовым фондом в один миллион долларов — самое престижное соревнование голубеводов в мире.
— Молодец, что тут скажешь. Вторая книга — «Учреждения, индустриализация и экономические показатели Японии: концепция „стаи летящих гусей“ как объяснение догоняющего развития» Терутомо Озавы. Я читал. Автор выдвигает теорию под названием «ганкоу кейтай».
— Концепция «стаи летящих гусей» Канаме Акамацу как модель взаимодействия экономик Азии, — подхватил Данн. — Китано считал, что азиатские страны будут развивать свою экономику по принципу гусака, летящего за вожаком, то есть другие нации — Китай, Корея, Малайзия — устремятся к светлому будущему, ведомые Японией. А третья книга о чем?
— Автор — Юкио Мисима. «Солнце и сталь: искусство, действие и ритуальная смерть».
Данн кивнул:
— Китано боготворит Мисиму.
— С какой стати ему преклоняться перед обычным писакой?