Спин

Диана долго смотрела на брата сквозь неподвижный морозный воздух. Потом запахнула парку и задрожала. Не из-за холода, нет. Из-за того, что у нее назрел фундаментальный вопрос:

– Сколько времени, Джейсон? Сколько времени там прошло?

Там, по ту сторону беззвездного неба.

Джейсон помедлил. Я видел, что ему не хочется отвечать.

– Очень много, – наконец признался он.

– Скажи сколько, – еле слышно попросила она.

– Что ж, измерения бывают разные, но последний спутник сделал расчеты по калибровочному сигналу, отраженному от поверхности Луны. Вы же в курсе, что Луна с каждым годом отдаляется от Земли? На крохотное, но измеримое расстояние. Получив это значение, можно составить что-то вроде приблизительного календаря. Чем больше прошло времени, тем точнее будет этот реестр. Плюс другие факторы: движение ближайших звезд…

– Джейсон! Скажи сколько!

– На Земле – пять лет и пара месяцев. За барьером, соответственно, чуть больше пятисот миллионов лет.

Невообразимое число.

Я не знал, что сказать. В голову не шло ни единого слова. Я онемел. Утратил способность мыслить. Вокруг царила пустая, морозная и абсолютно беззвучная ночь.

Затем Диана, уловившая самую суть этого кошмара, спросила:

– И сколько нам осталось?

– Этого я тоже не знаю. Однозначного ответа нет. В какой-то степени нас защищает барьер, но насколько эффективна его защита? Однако есть непреложные факты. Как и любая звезда, Солнце не вечно. Оно стареет, сжигает водород, становится жарче и увеличивается в размерах. Земля находится в обитаемой зоне Солнечной системы, и эта зона неуклонно расширяется. Повторю: что бы ни случилось, еще какое-то время мы будем под защитой барьера. Но в конце концов Солнце поглотит Землю. Рано или поздно мы пройдем точку невозврата.

– Сколько нам осталось, Джейс?!

– Лет сорок. Может, пятьдесят. – Он с жалостью посмотрел на Диану. – Плюс-минус.

4 × 10 9 нашей эры

Боль была почти невыносимой, даже несмотря на морфий (Диана купила его в одной из аптек Паданга по возмутительной цене), но интермиттирующая лихорадка оказалась еще хуже.

Жар накатывал плотными бурлящими волнами, голова раскалывалась от внезапного шума в ушах. Тело мое становилось капризным, непредсказуемым. Однажды ночью я потянулся за несуществующим стаканом воды и разбил настольную лампу, разбудив грохотом пару из соседнего номера.

С наступлением утра я на время пришел в себя, но не помнил ночного происшествия. Зато видел засохшую кровь на костяшках пальцев и слышал, как Диана откупается от ворчливого консьержа.

– Я что, правда разбил лампу?

– Как видишь.

Она сидела в плетеном кресле у кровати. Уже заказала еду в номер – омлет и апельсиновый сок, – и я догадался, что сейчас утро. Сквозь тюль на окне голубело небо. Балконная дверь была открыта, и приятный теплый ветерок носил по комнате ароматы океана.

– Извини, – сказал я.

– Ты был не в себе. Я бы посоветовала все забыть, но ты, по-моему, и так ничего не помнишь. – Она положила прохладную ладонь мне на лоб. – К сожалению, все еще впереди.

– Сколько прошло?..

– Неделя.

– Всего лишь неделя?

– Да. Всего лишь.

Выходит, я еще не вытерпел и половины этой пытки.

* * *

Зато во время просветлений я мог делать записи.

Графомания – один из побочных эффектов инъекции. Проходя через такую же процедуру, Диана исписала четырнадцать листов формата «фулскап» фразой «Не я ли сторож брату моему». Сотни почти идентичных строк. Я же, мягко говоря, графоманил чуть более связно. В ожидании нового приступа я марал страницу за страницей и складывал плоды своих трудов в стопку на тумбочке. Временами перечитывал, пытаясь как следует все запомнить.

Дианы не было весь день. Вечером я спросил, чем она занималась.

– Налаживала связи.

Она рассказала о знакомстве с транзитным брокером: минангкабау по имени Джала, владельцем импортно-экспортной компании, который пользовался фирмой как прикрытием для более прибыльного эмиграционного посредничества. Джалу знают все в порту, сказала Диана. У него была пара свободных мест. За них, надеясь найти свой утопический кибуц, торговались какие-то полоумные, но Диана планировала перебить их предложение. Хотя до заключения сделки было еще далеко, Диана смотрела в будущее с осторожным оптимизмом.

– Будь внимательна, – сказал я. – Не исключено, что нас до сих пор ищут.

– Ничего подозрительного я не заметила. Хотя… – Она пожала плечами, затем взглянула на блокнот у меня в руке. – Снова пишешь?

– Помогает не думать о боли.

– И как, нормально? Ручку держать можешь?

– Как при последней стадии артрита, но справляюсь. – Пока что, подумал я. – Да, неудобно, но оно того стоит.

Конечно, я делал записи не только, чтобы отвлечься от боли. И не только из-за графомании. Перенося мысли на бумагу, я снижал концентрацию тревоги в организме. Выплескивал ее наружу.

– Отлично получается, – сказала Диана.

– Ты что, читала мой текст? – ужаснулся я.

– Ты сам попросил. Ты умолял меня, Тайлер.

– Наверное, в бреду?

– Выходит, что так. Хотя в тот момент ты вел себя вполне разумно.

– Я писал его без оглядки на аудиторию.