Спин

— Мне нравится тебя слушать, Тайлер. Я не говорила тебе об этом? У тебя голос такой… успокаивающий.

Даже если я этим голосом несу несусветную чушь.

То, что она мне сказала, не могло мне не понравиться. Я ей, конечно, в этом не признавался, но думал, когда она повесила трубку. Думал о тёплом чувстве, вызванном её словами. Недоумевал, что бы всё это означало. Диана старше меня на год, куда образованнее. С какой же стати я вдруг ощутил себя каким-то её защитником, что ли… чуть ли не покровителем. Захотелось оказаться рядом, прикоснуться к её лицу, заверить, что всё будет хорошо. Эти ощущения оказались для меня почти столь же загадочными и тревожными, сколь и внезапное зачернение неба.

В следующий раз она позвонила без десяти пять. Сон меня уже почти одолел, хоть я и лежал полностью одетый. Я выхватил трубку из кармана и рявкнул спросонья:

— Алло!

— Снова я, Тайлер. Ещё темно.

Я покосился в окно. Действительно, тьма. Потом перевёл взгляд на часы:

— Да ведь… рановато ещё, Диана.

— Ты спал? Я тебя разбудила?

— Нет-нет.

— Спал, спал. Счастливчик. Темно, холодно. Я глянула на наружный термометр за окном в кухне — тридцать пять по Фаренгейту. Нормально, что такая температура?

— Вчера то же самое было.

— Джейсон заперся у себя, химичит с радио. Родичи… э-гм… дрыхнут родичи, отсыпаются. А у тебя мать встала?

— Рано ещё, Диана. Да и выходной у неё. — Я исподлобья глянул в окно. Разумеется, в это время тьма уже должна бы понемногу разбавляться светом. Хоть лучик бы… Всё легче стало бы на душе.

— Ты её не будил?

— Ну, Диана, зачем? Что, она звёзды вернёт, что ли?

— Вряд ли. — Она помолчала. — Тайлер…

— Я слушаю, слушаю.

— Что ты помнишь…. самое первое?

— Э-э… сегодня?

— Нет. Вообще. Самое первое воспоминание в жизни. Может, вопрос и дурацкий, но мне кажется, стоит минут на десять отвлечься, поговорить о чём-то другом, не о небе и звёздах.

— Первое, что я помню… — я призадумался. Пожалуй, это в Лос-Анджелесе. Перед тем как мы переехали на восток. То есть когда отец ещё был жив и работал на И-Ди и его молодое предприятие в Сакраменто. — У нас была большая квартира с белыми шторами в спальне. И я помню, как эти шторы развевались на ветру. Солнце, окна распахнуты, свежий ветер… — Я снова увидел эти развевающиеся шторы, как будто ощутил дуновение ветерка. Потом видение растаяло, и я спросил: — А ты?

Первое воспоминание Дианы тоже относилось к Сакраменто, но имело совершенно иной характер. И-Ди устроил детям экскурсию по предприятию, уже тогда имея в виду, в первую очередь, Джейсона как своего наследника. Диане запомнились громадные перфорированные балки, металлические полы, громадные барабаны сверкающей алюминиевой фольги, постоянный шумовой фон. Всё такое громадное, подавляющее, как будто замок сказочного гиганта, захватившего в плен её отца.

Гнетущее воспоминание. Она чувствовала себя там брошенной, забытой среди множества металлических монстров.

Поговорили о воспоминаниях, и Диана снова забеспокоилась:

— Посмотри на небо.

Я выглянул в окно. Над горизонтом появился свет. Достаточно света, чтобы разбавить ночную черноту каким-то сине-фиолетовым оттенком.

Не хотелось выдавать своего облегчения.

— Ну вот, ты оказался нрав, — облегчённо вздохнула Диана. — Солнце всё-таки встаёт.

Только это оказалось не солнце. Хитрая фабрикация, умелое надувательство. Но мы тогда ни о чём не догадывались.

Доживаем до совершеннолетия в кипящей воде

Те, кто помладше, часто меня спрашивают: почему не было паники? Почему никто не метался сломя голову? Грабежи, мародёрство, погромы — где всё это? Почему ваше поколение согласилось на это без тени протеста?

Иногда я отвечаю: да ведь случались же всякие ужасы.

Иногда иначе: но мы ничего не понимали. А если бы поняли, то что бы могли поделать?

А иной раз отвечаю притчей, байкой о лягушке.

Сунь лягушку в кипяток — она тут же выпрыгнет оттуда.

Положи её в горшок с приятной тёплой водицей, поставь горшок на плиту, разогрей медленно, без спешки — и лягушка сварится, так ничего и не успев сообразить.

Конечно, угасание звёзд медленным процессом не назовёшь, но оно не повлекло за собою прямых сиюминутных несчастий катастрофического масштаба. Конечно, для астронома или стратега это сильнейший удар, повергающий в состояние ужаса. Но для парня с улицы, скажем, для водителя автобуса или продавца, бармена, официантки это лишь тёплая водица.