Спин

«Большой дом» предал ее, в конце концов, и Джейсон «предал» ее. Привлекавшие его научные идеи, поначалу казавшиеся ей интересными игрушками-безделушками, милыми подарками — гармония Ньютона и Эвклида, — становились все более странными и пугающими. Выводы Планка, превращающие реальные вещи черт знает во что, треугольники Лобачевского с суммой углов больше ста восьмидесяти градусов, запечатанные сами в себе немыслимой собственной плотностью черные дыры, в которых не действовали причинно-следственные зависимости; Вселенная, не просто расширяющаяся, но ускоренно стремящаяся к собственной гибели... Однажды, когда Снятой Августин еще не умер, она мне сказала, что, гладя собаку, хочет ощущать ее тепло, шероховатость ее шерсти, чувствовать ее жизнь, а не считать ее пульс или обдумывать гигантские промежутки, разделяющие атомы и электроны составляющей ее материи. Она хотела, чтобы Сент-Дог был самим собою, был единым целым, а не суммой каких-то кошмарных составляющих, не мимолетным «Энифеноменом», побочным явлением бытия третьей планеты захолустной звезды, умирающей на краю одной из бессчетных галактик. Мало в ее жизни выпало моментов истинной теплой привязанности, любви, и каждое такое мгновение ей хотелось сохранить в небесах, защитить от холода чуждой Вселенной.

Внезапно нагрянувший «Спин» казался ей мстительным ударом мира Джейсона, еще более чувствительным из-за одержимости брата этим миром. Очевидно, во Вселенной существовала разумная жизнь, столь же очевидно, жизнь эта совершенно не походила на нашу. Неизмеримо мощная, безмерно терпеливая, начисто безразличная к ужасу, внушаемому ею нашему миру. Думая о гипотетиках, можно было представить себе сверхинтеллектуальных роботов или какие-то бесчувственные сгустки энергии, по никоим образом не прикосновение руки, не поцелуй, не тепло постели, не шепот утешения...

Поэтому Диана ненавидела «Спин» глубоко и жгуче. Мне кажется, что именно эта ненависть привела ее к Саймону Таунсенду и «Новому царству», в идеологии которого «Спин» — событие хотя и священное, однако подчиненного характера; крупное, однако не большего значения, нежели Господь Авраама; пугающее, но не настолько шокирующее, сколь распятый Спаситель, гроб опустевший...

Кое-что из этого я изложил Ине.

— Конечно, я далека от христианства, — сказала она. — Я даже и к исламу не ближе, если верить нашему местному начальству. Безнадежно испорчена безбожным Западом, вот как меня заклеймили. Но в исламе тоже наблюдались такого рода движения. Пошли толки об имаме Мехди и ад-Даджале, о Яджудже и Маджудже, выпивших море Галилейское. Такого рода толки легче попять, простым душам они кажутся осмысленнее. Я, кстати, закончила. — Закончила она мое омовение обскребанием ступней.— Вы с самого начала увидели все это в Диане?

Видел ли я? Понимал ли? Пожалуй, чувствовал что-то, угадывал, но знать, понимать — нет, этого я не смог бы утверждать.

– Тогда, может, марсианское средство не обманет ваших ожиданий, — сказала Ина, уже выходя с посудиной нержавеющей стали, набором скребков и губок, оставляя меня, погруженного в размышления, во тьме ночи.

* * *

Клинику ибу Ины соединяли с внешний миром три двери. Однажды, когда последний пациент с перевязанным пальцем отправился домой, она устроила мне экскурсию, показала все помещения.

– Получается, что это дело всей моей жизни, — сказала она. — Немного, конечно. Но здешним людям нужно что-то поближе, чем больница в Паданге, тем более что добраться туда не всегда удается, дороги ненадежны.

Через главный, передний, «парадный» вход в клинику попадали пациенты.

Перед задней дверью, тяжелой, прочной, обитой стальным листом, на утрамбованной грунтовой площадке, ибу Ина оставляла свой автомобильчик на топливной ячейке. Она использовала эту дверь, когда входила в клинику утром и покидала ее вечером.

Задняя дверь находилась рядом с моей каморкой, и я скоро привык к звяканью ключей в замке вскоре после первого призыва к утренней молитве, доносившегося из деревенской мечети в четверти мили.

Третья дверь — боковая, к ней вел короткий коридор, в котором находился туалет и рядком стояли шкафы с различного рода имуществом. Через эту дверь Ина принимала поставки. Этой дверью обычно пользовался Эй.

Эй в общих чертах соответствовал описанию, данному ему Иной. Застенчивый, но сообразительный, он явно обладал способностями для получения медицинского образования, о котором же всерьез мечтал, несмотря на свое зеленое детство. Небогатые родители не смогли бы оплатить его обучение, но, получив стипендию и с успехом пройдя начальный курс в университете Паданга, он обеспечил бы себе возможность для продолжения образования.

– А там... Кто знает? К тому времени деревне уже нужен будет другой доктор, — рассуждала ибу Ина. — Я тоже прошла такой путь.

– Думаете, он вернется, чтобы работать здесь?