Совершенно голым я лежал на неком подобии матраца в каморке с бетонными стенами и одним окошком, пропускавшим внутрь предрассветную мглу — единственный свет в помещении. Дверной проем закрывал бамбуковый занавес, из за которого доносилось энергичное бряканье мисок и ложек.
Одежда, снятая с меня ночью, выстиранная и высушенная, лежала рядом аккуратной стопкой. Я очнулся в состоянии между приступами, ощущая временное облегчение и прилив сил, достаточный, чтобы самостоятельно одеться.
Я как раз стоял на одной ноге, прицеливаясь другой в штанину, когда в дверь заглянула ибу Ина.
– Ага, вы уже в состоянии встать!
Ненадолго. Полуодетый, я рухнул на матрац. Ина вошла в комнату с миской белого риса, ложкой и эмалированной кружкой. Она опустилась на колени на пол рядом с матрацем и указала взглядом на деревянный поднос: не хочу ли я позавтракать?
Оказалось, что хочу. Впервые за несколько дней я ощутил голод. Может, это и к лучшему. Штаны на мне смешно болтались, ребра торчали.
– Спасибо вам, — пробормотал я.
– Мы уже познакомились ночью, — сообщила она, вручая мне миску. — Помните? Извините за скромную обстановку. Эта комнатка неудобна, зато скрытно расположена, в ней лучше прятаться.
Ей лет пятьдесят, может, и все шестьдесят. Лицо смуглое, круглое, морщинистое, похожее на полную Луну. Свободная одежда делает женщину несколько похожей на куклу-грелку для чайника. Если бы амиши вздумали осесть на западе Суматры, они бы непременно выпестовали здесь породу, к которой и принадлежит ибу Ина. Говорит она по-английски с напевным индонезийским акцентом, по выговор правильный. Вот и отлично, можно с ходу наградить ее хоть каким-нибудь комплиментом.
– У вас отличный английский.
– Спасибо. Я училась в Кембридже.
– Язык?
– Нет, медицина.
Рис чрезмерно стопроцентно диетический, но все равно вкусный. Я расправился с ним в минуту.
– Чуть позже добавить?
– Да, спасибо, если можно.
«Ибу» на минангкабау добавляется при обращении по имени к уважаемой женщине. Мужской эквивалент — «пак». Стало быть, Ина доктор минангкабау, и мы находились в горах Суматры, возможно, где-то недалеко от Мерапи. Всем, что мне известно о народе Ины, я обязан путеводителю по Суматре, с которым бегло ознакомился в самолете. В горах Суматры разбросаны десятки деревень и городов минангкабау, многие из лучших ресторанов Паданга принадлежат представителям этой народности. Минанг известны склонностью к матриархату, деловой сметкой и окрашенностью привитого им ислама обычаями адата.
Этих скудных сведений, однако, не хватало, чтобы объяснить, что я делаю в задней комнатке доктора народа минанг.
– А Диана еще спит? Я хотел ее спросить...
– Ибу Диана вернулась в Паданг. Отправилась в автобусе. Но вам здесь ничто не угрожает.
– А ей?
– Конечно, здесь она была бы в большей безопасности, чем в городе. Но тогда вы не смогли бы покинуть Индонезию.
– Как вы с Дианой познакомились?
Ина улыбнулась.
– Чисто случайно. Или почти случайно. Она торговалась с моим бывшим мужем, Джалой. Джала всяким занимается, торгует тоже. Тогда стало ясно, что неореформазы к ней питают живейший интерес. Несколько дней в месяц я работаю в центральной больнице в Паданге, и однажды Джала познакомил нас с Дианой. Просто потому, что ему нужно было место, чтобы временно спрятать выгодного клиента. Встретить сестру самого пак Джейсона Лоутона! Что может быть интереснее? Я насторожился:
– Вы знаете Джейсона?
– Я много о нем слышала, но, в отличие от вас, ни разу с ним не встречалась, не имела возможности с ним общаться. А в ранние дни «Спина» я ловила о нем каждое слово. Ведь вы были его личным врачом. И вот, оказались в моей клинике, надо же!
– Диана слишком разговорчива, — пробубнил я себе под нос. Конечно, ей вообще не следовало упоминать имен. Единственная наша защита — анонимность. И вот, она под угрозой.
Ибу Ина смутилась:
– Конечно, лучше бы этого имени не упоминать, вы правы. Но, видите ли, иностранцев с проблемами и конфликтами здесь, в Паданге, сейчас пруд пруди. Как в народе говорят, «пучок на сен», то есть на копейку. Сложнее положение иностранцев с проблемами не только юридическими, но и медицинскими. Диана узнала, что как Джала, так и я, поклонники Джейсона Лоутона. Конечно, упоминание ею имени брата — своего рода акт отчаяния. Я, собственно, ей сначала не поверила, полезла в Интернет, искать фото. Для знаменитостей, я понимаю, это бесконечное фотографирование — страшная обуза. Конечно, я нашла семейное фото Лоутонов, раннего периода «Спина», и сразу узнала ее, она не соврала. Значит, и то, что она рассказала о своем больном друге,— тоже правда. Вы врач Джейсона Лоутона. И конечно, тот, другой, более знаменитый...
– Да.
– Тот, маленький, весь в морщинах, черный...
– Да.
– Лекарство, которое заставило вас страдать.
– Я надеюсь, что от него мне станет, в конечном счете, лучше.
– Как и в случае Дианы, по ее словам. Это очень интересно. Возможно ли взросление после взросления? Как вы себя чувствуете?
– Похвастаться нечем.
– Что ж, процесс еще не завершен.
– Да, процесс еще не завершен.