Мне оставалось лишь выслушивать все это, стараясь, чтобы мои досада и раздражение по крайней мере не бросались в глаза. Стоило порадоваться хотя бы тому, что переполненный энтузиазмом американец еще не успел выпотрошить всю Долину. Между делом я, не привлекая к себе внимания, тщательно изучил результаты его работы и пришел к выводу, что некоторые участки были обследованы им весьма поверхностно, и можно было надеяться найти там что-то еще. Такие места, разумеется, я брал на заметку. Кроме того, до некоторых секторов Долины он еще просто не добрался, и самым перспективным из них являлся тот, где мною был найден портрет царицы Тии. Как раз судьба этого места и вызывала у меня наибольшее беспокойство. Памятуя об обнаруженном теле и последовавшем за моей попыткой копнуть поглубже нападении, я с большой долей уверенности заключил, что там находится гробница. Причем не простая, ибо, коль скоро она была каким-то образом связана с местными легендами, имелись основания ожидать ее касательства к чему-то большему – к тайнам, которые, видимо, скрывала мечеть аль-Хакима, и к заговорам, похоже уходящим корнями в головокружительную древность. Но если Дэвис все же докопается и до этой гробницы, что он найдет внутри?
Впрочем, никакой возможности повлиять на ход событий у меня не было, как, надо признаться, не было и денег. Я не мог даже позволить себе содержать слугу, так что о самостоятельных научных трудах приходилось только мечтать. Правда, при всей досаде и раздражении, сопутствовавших моему пребыванию в Фивах и вынудивших меня в конечном счете вернуться в Каир, я упорно продолжал размышлять о тайне, соединявшей Долину царей и мечеть аль-Хакима.
Я начертил довольно подробный план этой мечети. Ничего нового мне узнать не удалось – во всяком случае ничего такого, что имело хоть сколько-нибудь важное значение. Кроме, пожалуй, еще одной надписи – над дверью, ведущей во второй минарет. Я ее тщательно скопировал. Как и в первой, в ней упоминалось загадочное имя: аль-Вакиль. Однако с расшифровкой мне на этот раз повезло больше, и я смог с достаточной степенью достоверности восстановить следующий первоначальный текст:
По правде говоря, смысл надписи оставался для меня загадкой. О каком «мраке» идет речь? И если этот «мрак» «сокрыт», то не за той ли дверью, над которой изображен символ Эхнатона?
Относительно аль-Вакиля мне тоже не удалось выяснить что-либо определенное. Изучив материалы, имевшие отношение к халифу аль-Хакиму, шестому властителю Египта из династии Фатимидов, правившему на рубеже десятого века, я установил, что его пребывание у власти было отмечено непомерными жестокостями, распутством и кощунством. Даже по прошествии столетий имя этого халифа служило для правоверных символом безумства и самых страшных злодеяний и произносилось не иначе как с благоговейным ужасом. Стоило ли удивляться, что его мечеть считалась проклятой? Безрассудное сумасбродство халифа дошло до того, что он объявил себя богом. Однако у аль-Хакима имелись и почитатели, объявлявшие его святым и безоговорочно верившие, что он открыл секрет эликсира бессмертия и не погиб (труп халифа так и не был найден), но удалился, дабы вновь явиться в грядущем. Согласно историческим источникам, халиф, скорее всего, был убит, но обстоятельства его смерти остались загадкой. Я очень надеялся обнаружить имя аль-Вакиля в документах, связанных с этой таинственной историей, но, изучив за долгие месяцы горы материалов, так ничего и не нашел. Трудно даже предположить, сколько еще времени провел бы я среди пыльных фолиантов, если бы не полученное мною однажды письмо.
Вернувшись как-то вечером домой, я обнаружил послание, написанное на арабском языке:
Я незамедлительно отправился в Фивы. Всю дорогу меня не переставали мучить сомнения и страхи, связанные не только с содержанием письма, но и самим фактом его получения, ибо свой адрес я Ахмеду не оставлял. Каким образом он его узнал? Я терялся в догадках. Я решил не заглядывать, как в прошлый раз, домой к бывшему десятнику, дабы услышать от него последние новости, и сразу по прибытии в Фивы отправиться прямо в Долину царей. Пройдя узким ущельем, образовывавшим ее горловину, я встретился с нанятым Дэвисом археологом, руководившим ведением раскопок, – не слишком сведущим и опытным исследователем, но человеком глубоко порядочным и, кстати, моим соотечественником. На вопрос, действительно ли найдена новая гробница, англичанин ответил утвердительно. Мне показалось, однако, что он сильно нервничает, и я, естественно, поинтересовался, в чем причина.
– Дэвис, – ответил он, глубоко вздохнув. – Все дело в Дэвисе.