Спящий в песках

Там она приказала подать ей лошадь и направилась по дороге, ведущей к Долине царей. Ей показалось странным, что у горловины ущелья, через которое проникали в долину, не оказалось стражи, но в таком настроении она, пожалуй, восприняла это даже с облегчением. Проехав между утесами, царица, спешилась, привязала лошадь у гробницы родителей, а сама опустилась на колени и обратилась к отцу с мольбой о помощи, наставлении и утешении.

Правда, для того чтобы узнать мнение отца по интересовавшему ее вопросу, можно было и не наведываться в долину мертвых. Что сказал бы Иосиф, было известно заранее, но когда Тии поднялась с коленей, она почувствовала решимость. Склонив голову, царица постояла с минуту перед замаскированным входом в подземный склеп и повернулась к лошади, чтобы открепить поводья. Пальцы ее возились с упряжью, когда слух уловил приглушенные звуки, а подняв глаза, она увидела в отдалении огни.

По спине Тии пробежал холодок страха, ибо огни в такой час и в таком месте могли означать лишь одно. Но она, не поддаваясь панике, поспешила вверх по склону и, добравшись догребня кряжа, внимательно всмотрелась в мрак. Ей удалось разглядеть группу людей – человек десять-двенадцать – с факелами в руках. Они подошли к гробнице, и вскоре царица услышала негромкое клацанье металла о камень.

Сердце Тии заколотилось так сильно, что своим стуком почти заглушало звяканье кирок и лопат. Она не знала, что напугало ее сильнее: исходившая от этих людей угроза или совершаемое ими неслыханное святотатство. Взглянув вниз, на утоптанную почву, в которой, как она знала, покоились останки обоих ее родителей, вдовствующая царица шепотом взмолилась Богу всемогущему и всеведущему, дабы он не допустил осквернения их праха. Потом, чувствуя, что сердце ее готово выскочить из груди, Тии медленно спустилась по склону, отвязала лошадь и взобралась в седло. Чтобы тронуть коня с места, ей потребовалось собрать всю свою храбрость, ибо она понимала, что грабители, скорее всего, убили караульных и выставили в ущелье, на единственной дороге, связывавшей долину с городом, свою стражу. Наконец решившись, Тии пришпорила лошадь и помчалась во весь опор, уже не беспокоясь о производимом ею шуме. На въезде в ущелье наперерез ей из теней метнулись две человеческие фигуры. Один из нападавших даже ухватил ее за край плаща, но она успела расстегнуть пряжку, и ему досталось лишь одеяние. Тии во весь опор промчалась по теснине и устремилась дальше, навстречу мерцавшим близ Нила огням дворца. Но на полпути ей встретился отряд верховых. По бритым головам она узнала жрецов. Узрев пред собой великую царицу, они поспрыгивали с седел, дабы пасть ниц, но Тии приказала им не мешкая скакать в долину, дабы пресечь разграбление священных гробниц.

Негодованию и ярости жрецов не было предела: весть о неслыханном святотатстве потрясла их еще больше, чем встреча на ночной дороге с великой царицей.

– Какое мерзкое злодеяние! – воскликнул предводитель отряда. – Наш новый глава, верховный жрец Амона и твой брат, будет поражен этим известием.

Проводив взглядом умчавшихся в долину жрецов, Тии подумала, что весть о кощунстве действительно повергнет брата в ужас, ибо именно верховный жрец всегда нес ответственность за нерушимость вечного покоя усопших властителей Египта. Кроме того, совершенное святотатство еще более укрепит Инена в его вере в приближение предреченного в книгах времени великих бедствий и поругания святынь. Но она не стала искать брата, чтобы обсудить это происшествие, да и он, похоже, не искал с ней встреч. Впервые после памятного разговора у бассейна Инен и Тии увиделись лишь в день погребения Аменхотепа, когда его тело перевозили из храма в гробницу. И он, и она участвовали в церемонии, однако брат даже не взглянул в ее сторону, заняв свое место в голове колонны, тогда как новый фараон и царские плакальщики двигались позади погребальных дрог и огромного обоза с сокровищами. К тому времени, когда Тии прибыла к склепу, сокровища уже были унесены вниз и лишь огромный золотой саркофаг еще оставался снаружи. Жрецы под водительством Инена пропели гимны Осирису, после чего саркофаг сняли с дрог и поставили перед входом в усыпальницу. Принять его вышли двое жрецов в масках – один из них изображал Сета, другой Исиду. Лишь когда зазвучал погребальный кант, Инен наконец повернулся лицом к царственным родственникам усопшего. Впрочем, он по-прежнему не встречался взглядом с сестрой и лишь холодно взирал на нового царя – Аменхотепа Четвертого.

Затем над толпой скорбящих возвысился его голос:

– Осирис, света владыка, людей наставник великий,

Звезд правитель премудрый, к тебе я ныне взываю,

К тебе, кто убит был братом и брошен в море в ковчеге,

К тебе, о бог, расчлененный, но вернувшийся править миром.