– Мне не хотелось распространяться об этом по телефону, – объяснил доктор, когда они приехали. – Мне всегда кажется, что мой телефон прослушивается на станции. Вот это письмо.
Он разгладил на столе листок дешевой линованной бумаги, испещренный каракулями явно малограмотного человека.
– Письмо было послано на мой старый адрес в Дилмуте, – сказал Кеннеди, – и оттуда переправлено мне сюда. Приложенная к письму вырезка – ваше объявление.
– Прекрасно! – воскликнула Гвенда. – Эта Лили, вы же видите, она не думает, что мой отец сделал это!
Гвенда буквально ликовала. Доктор Кеннеди обратил на нее свой добрый усталый взгляд.
– Это прекрасно, Гвенни, – мягко сказал он. – Надеюсь, так оно и есть. А теперь, я думаю, нам лучше поступить следующим образом. Я напишу ей ответ и попрошу приехать сюда в четверг. Сообщение поездом вполне хорошее. Сделав пересадку в Дилмуте, она прибудет сюда вскоре после четырех. Если вы оба тоже приедете сюда в это время, мы сможем все вместе побеседовать с ней.
– Отлично, – согласился Джайлс. Он взглянул на часы. – Поехали, Гвенда, нам надо торопиться. У нас назначена встреча с мистером Эффликом, а он, как сам изволил заметить, занятой человек.
– Эффлик? – Кеннеди нахмурился. – Ну конечно же! Эти ужасные здоровенные монстры цвета сливочного масла. Но имя Эффлик откуда-то мне знакомо.
– В связи с Элен, – подсказала Гвенда.
– Боже мой… не тот ли это самый парень?
– Да.
– Но он же ничтожный крысенок! И что, он преуспел?
– Не можете ли вы кое-что прояснить, сэр? – спросил Джайлс. – Вы разрушили какие-то отношения, возникшие у него с Элен. Вы поступили так из-за его… так сказать, социального статуса?
– Я весьмастаромоден, молодой человек, – сухо заявил доктор Кеннеди. – По современным понятиям, каждый человек так же хорош, как любой другой. Это справедливо, вне всяких сомнений. Но я все же придерживаюсь того мнения, что существует определенный социальный статус, который вы обретаете вместе с рождением, и я убежден, что необходимо всеми силами стремиться сохранить его. Кроме того, – добавил он, – я считаю, что тот парень – плохой человек. Что он и доказал.
– А что именно он сделал?
– Вот этого я теперь припомнить не могу. Но помню нашумевшую тогда другую историю – он пытался заработать деньги на выдаче какому-то лицу конфиденциальной информации, которой он располагал, работая у Фейна.
– Было ли увольнение из конторы серьезным ударом для него?
Кеннеди бросил на Джайлса быстрый взгляд и коротко ответил:
– Конечно.
– А никаких других поводов для неприязни к Эффлику у вас не было? Вы не находили его в какой-то степени странным?
– Уж если вы спросили об этом, я отвечу вам откровенно. Мне казалось, особенно после его увольнения, что в поведении Джекки Эффлика проявляются признаки неуравновешенности. А точнее – мании преследования. Но, судя по всему, это не помешало ему впоследствии вполне преуспеть в делах.
– А кто уволил его? Уолтер Фейн?
– Не имею понятия, настоял ли на этом именно Уолтер Фейн. Он был уволен конторой.
– И он утверждал, что из него сделали козла отпущения?
Кеннеди кивнул.
– Ясно… Ну, нам надо мчаться со скоростью ветра. До четверга, сэр.