– В самом деле? Тогда мы, выходит, с вами старые друзья, не так ли? Я не стану притворяться, что помню вас, мне тогда было всего два или два с половиной года, я думаю… Вы тогда приезжали из Индии в отпуск или что-то в этом роде?
– Нет, я покинул Индию раз и навсегда. Я поехал туда с намерением заняться разведением чайных плантаций, но тамошняя жизнь не пришлась мне по вкусу. Я обречен был следовать по стопам отца и стать обычным, заурядным сельским адвокатом. Еще до отъезда в Индию я сдал все необходимые экзамены, поэтому по возвращении сразу поступил в фирму. – Он помолчал и добавил: – С тех пор я здесь.
Снова последовала пауза, и он повторил совсем тихо:
– Да, с тех пор…
Но восемнадцать лет, подумала Гвенда, не такой уж большой срок, чтобы…
Потом, уже энергично, он пожал ей руку, говоря:
– Коль скоро мы с вами давние друзья, вы должны прийти вместе с мужем как-нибудь на чай к моей матушке. Она пошлет вам приглашение. Что, если в одиннадцать часов в четверг?
Гвенда вышла из офиса и начала спускаться вниз. В углу лестничной площадки она заметила паутину, а в ней – здоровенного мерзкого паука. «Он не похож на обычного паука, – подумала Гвенда. – На тех жирных пауков, которые ловят мух и поедают их». Он скорее был подобен пауку-привидению. Точь-в-точь как сам Уолтер Фейн.
Джайлс встретил жену на набережной.
– Ну как? – с ходу спросил он.
– В то время он находился здесь, в Дилмуте, – сказала Гвенда. – То есть уже вернулся из Индии. Оказывается, однажды он таскал меня на закорках. Но он не мог никого убить – это просто невозможно. Он спокойный и добрый человек. Очень симпатичный, в сущности, но какой-то совершенно безликий. Знаешь, из числа гостей, ухода которых никто не замечает. Мне кажется, он безупречно честен и все такое, почтителен с матерью и имеет множество других достоинств. Но с женской точки зрения ужасно скучен. Я понимаю, почему у него ничего не получилось с Элен. Приятный, вполне надежный человек, только никто не желает выходить за него замуж.
– Бедняга, – пожалел его Джайлс. – Думаю, он был безумно влюблен в нее.
– Не знаю… Но думаю, что это не так. Зато я уверена, что он не является тем злодеем-убийцей. Он совершенно не соответствует моему представлению об убийцах.
– Но много ли ты знаешь об убийцах, моя дорогая?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… взять хотя бы тихую Лиззи Борден – только жюри присяжных признало ее невиновной. А Уоллес, тихий мужчина, который, по мнению присяжных, убил жену, был впоследствии оправдан. А Армстронг, которого долгие годы люди считали добропорядочным человеком? Я не думаю, что убийцу можно определить по внешнему виду.
– Но я правда не верю, что Уолтер Фейн…
Гвенда вдруг осеклась.
– В чем дело?
– Все в порядке.
Но она вспомнила, как Уолтер Фейн протирал стекла пенсне и, когда Гвенда упомянула о «Сан-Кэтрин», в его глазах появилось какое-то странное выражение.
– Может быть, – задумчиво произнесла она, – он был безумно влюблен в нее…
Глава 14
Эдит Педжет
Гостиная миссис Маунфорд выглядела очень уютной. Там стоял круглый стол, покрытый скатертью, несколько старинных кресел и жесткая на вид, но оказавшаяся мягкой софа у стены. Каминная полка была заставлена фарфоровыми собачками, а на стене над полкой висели в рамках цветные фотографии принцессы Элизабет и Маргарет Роуз. На другой стене красовались портрет короля в морской форме и многочисленные фотографии мистера Маунфорда в группе пекарей и кондитеров. С ними соседствовала акварель, на которой был изображен остров Капри с плещущимся у его берегов изумрудно-зеленым морем. Здесь было множество других вещей, не притязавших на красоту или изысканность, но в целом это была милая, уютная комната, где можно было посидеть и насладиться приятной беседой, когда появлялась такая возможность.
Миссис Маунфорд, урожденная Педжет, оказалась низенькой, толстенькой дамой с темными волосами, в которых уже появились первые седые пряди. Эдит Педжет, в отличие от сестры, была высокая, худая и такая же темноволосая, но без единого седого волоска, хотя, судя по всему, ей было около пятидесяти.
– Трудно поверить, что передо мной маленькая мисс Гвенни, – говорила Эдит Педжет. – Вы уж извините меня, мадам, но я не могу не вспомнить вас такой, какой вы были в то время. Вы часто прибегали ко мне на кухню, такая хорошенькая! И обычно говорили: «уинниз», имея в виду изюм. Почему вы называли его «уинниз», я не знаю. И я всегда давала вам изюм или кишмиш, который был, словно камушки.
Гвенда всматривалась в эту стройную даму с румяными щеками и черными глазами, стараясь вспомнить те далекие времена, но не могла. Память – странная штука.
– Я хотела бы вспомнить… – проговорила она.